Подойдя к двери, ведущей в сарай, он не стал заходить сразу. Приложив к одной из щелей глаз, попытался вначале узреть хоть что-то. Внутри, как ни странно, кажись, никого не было. Зато шорох стал
теперь слышен настолько отчетливо, что сомневаться, что он доносится именно из сарая, больше не приходилось. Надо было делать выводы. Перекрестившись, Никифор открыл дверь, и, взяв в руку молоток, боязливо озираясь по сторонам, вошел внутрь. Сделав несколько крадущихся шагов вдоль стены, нащупал электровыключатель и резким
щелчком включил его! Хотя и так было понятно, что в сарае, похоже, действительно, никого нет. Яркий свет только усилил это впечатление. На всякий случай Никифор все-таки осмотрел все, что только
счел нужным. он был от природы бдительным. Шорох, казалось, шел
откуда-то из-под земли. Да и не шорох это, а, скорее, какой-то скрежет. Уж не подкоп ли?!
Да не! Почти тотчас отмахнулся Никифор от данной мысли, как
от назойливой мухи. Под меня копать?! Это зачем же? Да ведь у меня
и нет ничего. И он собрался было уже уходить, как чей-то скрипучий
тонкий голосок пропищал откуда-то сверху:
— Не туда смотришь, дедушка. Подыми-ка глаза повыше. от неожиданности Никифор настолько растерялся, что послушно
закатил глаза аж на самый лоб. И что же он видит?
Под самым потолком в каком-то розовом, правда, с некоторой
голубизной сиянии парят пять маленьких зеленых человечков. Три7
мальчика и две девочки. Точь-в-точь люди, только с крылышками
и рожками.
«Инопланетяне», — подумал Никифор.
— Да не, дедушка, всего лишь пришельцы, — прочирикал все тот
же голос.
Говорил один из зелененьких мужчин, самый старший с белой
бородой до самого пояса. У других бород и вовсе не было, только
усики.
Видя, что никто ему ничего плохого пока не делает, Никифор потихоньку начал приходить в себя. А как пришел, то и вовсе расхрабрился. Даже права качать начал.
— Чего это вы, — говорит он им, — без спроса-то? А вот счас как
пожалуюсь, куда следует, узнаете тогда, как бедокурить!
— Да ты не кипятись, — успокаивает его старший. — Мы всего
лишь на минутку, так и то, проездом! А там, глядишь, и опять домой.
— Это куда же?
— Как куда, на небеса!
— То есть… как это?! Так вы что, ангелы, что ли?
— Да нет, Никифор, бери еще выше.
— Не может быть! Неужто Сам еще и с командой?!
— А ты как думал?! Знай наших! Мы всегда только компанией
ходим. Так толковей!
от гордости Никифора Никифоровича едва не разорвало. Да и было от чего. И все-таки, даже тут он не дал маху. Малость
опомнившись, он тут же понял, что с этого можно поиметь многое. Только, как это сделать? Никифор начал усиленно размышлять. Но долго это делать ему не пришлось. Человечек, как оказалось, запросто читал его мысли.
— Нет, дед, это уже слишком. — отрезал он, ехидно взглянув
на Никифора.
Поняв, что его раскрыли, Никифор набычился и решил играть несознанку.
— Да ты не обижайся, — уже более мягко добавил Сам, — в твоем
возрасте думать об этом?!
— А что, мне, может, уже и помирать пора. — Хотел было обидеться Никифор и только тут осознал, что думает вслух.
— Ишь ты, все-таки проговорился, козел старый! — в сердцах рявкнул Бездремов и что было сил стукнул себя рукой по лбу, да, видать, сгоряча позабыл про молоток в ней. Короче, вырубился он. А как оч8
I. Чертова дюжина
нулся. Так пятерицы уже и след простыл. Только записка какая-то
на полу брошенной осталась. Ну, дед подобрал ее и, недолго думая, прочитал. «Ну, ты и баран! А ведь мы так хотели тебе помочь! Но ничего, надейся и жди. Может, еще и свидимся. А если нет, что же…
значит, не Судьба!»
Подпись главного из пришельцев.
Вот так-то утратить бдительность в самый неподходящий момент!
Хорошо еще, что Никифор Бездремов был выкормыш атеистического
общества! А, если бы он жил в верующей стране, то точно бы помер
от расстройства.
ПоРЯДоЧНЫй
Темным зимним утром. Когда воздух еще довольно-таки свеж, Иван Арнольдович Полупьянов, крадучись возвращался домой. А прятаться ему было зачем. Ведь шел он с самого что ни на есть воровского дела. И хотя делал это он уже не впервые, ему все-таки было
страшно. Не дай-то бог, увидит кто-нибудь не тот, а вдруг вообще не
из ихней деревни, тогда точно кранты! Ведь в глаза-то сразу бросается, что прет-то он не свое добро. Ну и что, что можно сказать ничейное, а все-таки ворованное. А ведь это плохо, воровать-то! И вот почти
что у ворот своего дома Иван Арнольдович неожиданно спотыкается
и роняет добычу на землю, да с грохотом, аж на всю улицу. «Мать
моя, — думает Иван Арнольдович, — на кой черт меня угораздило
взять такие большие листы. лучше бы взял те, что поменьше. один
ведь хрен — крышу крыть!»
Но Иван Арнольдович отнюдь не был дураком. И не успел еще шум
от падения листов окончательно растаять в воздухе, как он уже был
внутри своего дома
И пока соседи спросонок осмысливали, что же все-таки случилось, благо, родственники дрыхли без задних ног, после вчерашней попойки, раздевшись, юркнул в постель. Жена даже не шелохнулась. А соседи меж тем, все уже на улицу высыпали. И глаза еще со сна, как следует не продрав, вовсю наводят всякую напраслину. Будто сами
никогда ни-ни! А ведь тоже люди.
Ну, да шут с ними! Иван Арнольдович, слыша такое дело, тоже решил подняться с кровати да еще и жену с собой прихватить. Но с же9
ной ничего не вышло. Хорошо еще, что сам насилу добрался до окна. Сами знаете, нелегко вставать спозаранку, когда спиться.
— Чего это вы, вашу мать, разгалделись? — вежливо обратился
Иван Арнольдович к соседям через форточку. — Не поделили чего, что ли?
— А тебе, Иван, только бы поспать подольше, — огрызнулась баба
Шура из дома напротив.
