соседа по поводу моего пса, и сразу меня как бы осенило (прошу
извинения за эту, уже неоднократно мной повторяемую в своих рассказах фразу, но сказать по-иному я просто не умею), а ведь ты похоже
врал, гадёныш. Прежде с моим псом вы были, можно сказать, друзья, даже колбасой его угощал, а тут видишь ли, тебя он облаял и причём
уже не в первый раз. Но сделал он это лишь потому, что очевидно
ты совсем не тот фрукт, каким хотел казаться. Да скорее всего ты и
не сосед вовсе, а принявший на время его личину, наглый лицедей!
И тогда я снова уже со всей тщательностью проверил содержимое
коллекции и почти сразу обнаружил, что особо ценные экземпляры
заменены на копии.
— Блин, — подумал я, — а ведь подчас убивают и за меньшее. Так, выходит кто-то хорошо знавший покойного, подменил экземпляры в его коллекции, а затем ещё и выдал себя за него, да так ловко, что лишь Трезор догадался об этом. Но зачем негодяй это сделал?
Не проще ли было только заменить монеты. Нет он явно сделал
это не ради спортивного интереса, чтобы порисоваться передо мной
своим актерским мастерством. Тут что-то совсем иное. И я стал усиленно мыслить, и где-то через неделю напал на след, приведший меня
к разгадке. По пути мне удалось всесторонне доказать, что смерть
моего соседа не была естественной. Напротив, он был злодейски отравлен сверхновым ядом. лишь несколько дней как разработанным
226
VI. Следователь в отставке Хренов рассказывает
в одной из секретных лабораторий ФСБ. После чего круг подозреваемых значительно сузился. А уж когда мне методом, постепенного векторного исключения, удалось установить кому один из охранников продал случайно обнаруженную им в туалете ампулу с этим веществом, постичь остальное
стало для меня даже проще, чем горькому пьянице выпить стакан
водки, ибо я знал, где и кого искать.
Пойманным, ясное дело, по наводке моего песика оказался никто
иной, как сам господин Г.
Уже несколько сезонов, входивший в тройку лучших артистов нашего города. он попробовал было отпираться, но когда его супруга
пришла к ювелиру с просьбой изготовить ей ожерелье из платиновых
старинных монет, она думала, что это тоже копии, отпираться стало
бесполезно.
РоКоВАЯ оПлоШНоСТь
Это случилось в предальпийской Галии, на раскопках предполагаемой гробницы одного из вождей кельтов, эпохи Гая юлия Цезаря. На данное мероприятие меня пригласил один французский профессор, мой старинный приятель. Знакомый мне ещё со времен моей стажировки во французской жандармерии, куда я попал по обмену кадров
между нашими спецслужбами. Так вот раскопали, значит, мы эту
самую гробницу, я тоже помогал, мне разрешили, потому как обещал очень стараться, и что же видим? Блин горелый, да, кажись, совсем непохоже на то, чтобы здесь был похоронен сам Венсегеторикс, слишком уж для его ранга бедновато. Да делать нечего, не зарывать
же добро обратно. При первом осмотре не нашли ничего путного. И только потом, где-то на третьи сутки, когда углубились в погребение уже основательно, надыбали, наконец, довольно-таки приличного
размера серебряный шлем, видать крупный носил его человечище. Да ещё и в хорошем состоянии, даже самоцветы, которыми он был
украшен и те находились в полной целости и сохранности, за исключением нескольких, почему-то сильно помутневших, а кое-где и вовсе
потрескавшихся. Мой профессор объяснил, что это мол жемчуг, попортившийся за недостатком солнца. оно и понятно, ведь под землей
его гораздо меньше, чем на поверхности. Когда же мы с ним нача227
ли вынимать из гробницы данный головной убор, он показался мне
почему-то неимоверно тяжёлым, даже для своих впечатляющих размеров. С трудом дотащив его до палатки, мы уже с помощью определенных приспособлений кое-как загрузили чертов шлем в личный
сундук моего приятеля. он сказал, что так оно для него надежнее. Я не удержался и всё-таки спросил у профессора, почему это данная вещь столько много весит? На что он рассмеявшись ответил, что это оттого, что в серебро подмешан свинец. Я, конечно, не силен
в металлургии, но и мне подобное объяснение показалось не совсем
правдоподобным. Но я тогда не придал этому значения и, как выяснилось позднее, зря. На следующий день опять же лишь вдвоём, остальные в это время спали после сытного обеда, мы нашли ещё одну
вещь, в этот раз золотую пряжку изумительной работы, к тому же
усеянную бриллиантами. Её профессор уже смог унести сам. Затем
он и её положил в свой сундук.
А вечером всё и началось. Вскоре после ужина ко мне, запыхавшись, вне себя от гнева вломился мой друг и, без каких-либо проволочек, смело обвинил меня в том, что я украл у него те самые шлем
и пряжку. На это я резонно заметил, что никак не мог совершить подобное, потому как не имею ключей от его сундука. На что он едко
заметил, что сундук не отперт, а взломан, причём явно не дилетантом. И лишь только после того, как я постучал его несколько раз своим удостоверением полковника милиции по лбу, а потом и вовсе ткнул его
прямо ему под нос, чтобы придурок, наконец-то, вспомнил кто я такой, он начал понемногу успокаиваться. А когда угомонился, то и говорит
мне: — Так кто же это тогда сделал. Ибо кроме нас об этих вещах, похоже, никто не знал. — Вот именно, похоже, — авторитетно заявляю
я. — Ну ничего, я и сам так этого не оставлю. Вот увидишь и месяца
не пройдёт, как я выведу паразита на чистую воду. Да ты что, совсем с горя сбрендил, думай что говоришь, — обижается приятель, —
я здесь после такого месяц сидеть не намерен. За это время злоумышленник с шлемом и пряжкой сможет умотать хоть на край света.
— Не думаю, ведь тогда он себя сам и выдаст, — объясняю я.
— Полагаешь, всё не унимается профессор.
— Уверен, а теперь иди, устрой очередную перекличку, — советую я. Ну, как я и думал все оказались на месте. — Вот видишь, — говорю я обворованному, — не надо раньше времени суетиться. А на утро
как проснулись, то оказалось, что я не вполне был прав в своих сужде228
VI. Следователь в отставке Хренов рассказывает
ниях. За ночь из лагеря исчезли двое рабочих. один местный житель, а второй, штатный сотрудник экспедиции. Следов же, понятное дело, не осталось никаких.
Как назло в ту ночь была песчаная буря. — Ну что, знаток, — говорит мне уже в полной безнадеге профессор, — не ты ли утверждал, что никто не смоется. — Каюсь, грешен, — оправдываюсь я. Разве я мог предположить, что они настолько глупые. — Так что давай
действуй уже по-настоящему, в случае неудачи ответишь по полной
программе, — рычит мой друг и в сердцах, показав мне кулак, а затем
и вовсе махнув на меня рукой, убегает прочь. И я начал творить. Перво-наперво, я опросил всех оставшихся
