Боб опасливо отвернулся от аппарата и коротко сообщил Марату, что произошло за последние сутки, пока они не виделись.
— Мы оказались в самом центре свалки, — закончил он. — Пресса разрекламировала нас таким образом, что мы с тобой выглядим как два Рэмбо в глазах всех оппозиционеров и партизан. Понятно, что их агентура подкачивает свою «информацию». Ее суть: мы угрожаем совещанию возможностью срыва пуска трубы, если нам — читай: Смирнову — не выделят кусок «пирога». Но полуофициально будет сообщено, что нам в наших претензиях отказано. Все, кто ищет спонсора для терактов, начнут выходить на нас с предложениями.
— Не объясняй, я понимаю, что такое охота с подсадной уткой. Мы голову унесем? Не отвечай, ты сам этого знать не можешь. Сколько могут составить четыре процента?
Боб почесал стриженый широкий затылок:
— Хотел бы я знать. До первых результатов они откажутся конкретизировать условия. Однако наши боссы не лохи: как только мы сумеем за что-то зацепиться, они появятся здесь и будут требовать заключения концессии. Тогда выяснится, что получит Смирнов, как они поделят финансирование и прибыль с Федорцовым, сколько достанется акций лично ему. Вот эту последнюю цифру мы умножим на 0,04 — и увидим, чего мы стоим.
Марат заметил:
— Можно посчитать проще: если Федорцов вложит из собственных средств двадцать миллионов, — а это довольно реальная цифра, — то номинальная доля каждого из нас составит 800 тысяч. При нефтяных делах это может дать до десяти процентов годовых дивидендов. Есть за что подставить голову — пенсион, к примеру, в полсотни штук меня бы неплохо устроил.
Богуслав покачал головой:
— Делим шкуру неубитого медведя…
— Судя по размерам шкуры, это не медведь, а мамонт или динозавр, — возразил ему Марат. — Трудновато будет завалить.
— Есть вариант, — сообщил Боб. — Их устроит, если ты посидишь в этих застенках, а пресса будет постоянно жать на педаль: «Иностранные друзья непримиримой оппозиции за решеткой…» В принципе, один кусочек сыра лежит в мышеловке или два — не имеет особого значения.
— Когда придут крысы — имеет значение, прикрывает кто-то спину или нет, — серьезно ответил Марат. — Раз ты решил попробовать заработать свои нефтедоллары, я в доле. Выпускай меня из-за решетки!
Боб широко улыбнулся:
— Вот это я люблю. Честно говоря, если бы ты отказался, я серьезно подумал бы — не спрыгнуть ли по-тиху, пока есть возможность, — и он чуть хлопнул еще раз Марата правой рукой по левому плечу — с той стороны, где были ушиблены ребра.
Марат отпрянул и скривился:
— Вот что: сделай-ка мне тугую перевязку на ребра, и я еще денек лучше полежу в покое. Можешь сообщить прессе, что мне переломали ребра. Пусть крысы — на всякий случай — будут уверены, что я вышел из боевой формы.
— А как на самом деле?
— Тебя свалить еще сумею…
— Ой ли? — поморщился Боб, который не раз видел Марата в деле, но никогда не выходил с ним на спарринг.
Марат оглядел его мощную фигуру:
— Бороться я не стану, погашу издалека, без риска — и все. Убить легко, надежно отключить — сложнее, зафиксировать, оставив сознание, — нужны целые ребра…
— Ладно, посиди еще денек, отдохни. Я потребую, чтобы они просветили ребра рентгеном.
— Не надо. Я в этом деле опытный — есть одна или две трещины в хрящах, а рентген их все равно не покажет, — отказался Марат.
Боб снова постучал в дверь и потребовал бинты, желательно эластичные. Вскоре он уже натягивал тугую резину для шин из доставленной аптечки на ребра Марата. Занимаясь этим привычным для всякого спортсмена делом, он решился поделиться сомнениями с товарищем:
— Послушай, Седой, — нахмурился он. — Что-то нечисто со Смирновым. Парень он отчаянный, я убедился на деле — коленки у него не дрожат. Но код на его бумагах был записан с перестановкой. Он попробовал два варианта, а потом рискнул на третий — и угадал. Я не понял, что это значит. Он что, любитель поиграть в «русскую рулетку»?
Марат подумал и спросил:
— Какие перестановки он использовал?
— Первые две — не знаю, а последнюю — по увеличению цифр.
— Правильно. В нашей группе «О», если приходилось записывать шифр или передавать его по радио, то использовался набор, который следовало набрать с конца, либо по восходящей последовательности, либо по нисходящей. В сумме получается как раз три попытки. В других спецгруппах, как мне известно, использовали четные и нечетные варианты, прибавление единицы, перестановки пар — у каждого был свой почерк. Так что если у Сергея был набор цифр и он был уверен, что установкой занимался кто-то из наших, то он ничем не рисковал.
— А может, он сам ставил эти мины? — задумчиво проговорил Боб. — Нет, не может быть. Он не подпустил бы инженера к ловушке. Ведь этот бабай чуть не поднял нас на воздух. Если бы выскочил второй штырь…
— Если бы он ставил заряды, то попал бы в точку с первого раза, — резонно добавил Марат.
— Хорошо, — поднялся Боб, закончив перевязку, — заживляй раны и высматривай меня по телевизору — я про тебя буду рассказывать.
— Скажи им правду: я все-таки пятерых тепленькими постелил.
— Дурило ты: первого нельзя признавать, он же действительно спрашивал у тебя документы! — и Богуслав покинул «мрачные застенки спецслужб».
Выбравшись из бедного села, все имущество которого стоило меньше, чем личный бункер бывшего шефа ОБОПа, Богуслав с головой окунулся в многочисленные хлопоты. Они поделили с Сергеем обязанности, чтобы больше успеть. Смирнов занимался всеми официальными вопросами: отвез в прокуратуру письменные показания по поводу обезвреженной вчера мины, проконсультировал Снайдера относительно остальных четырех зарядов, объяснив ему, что придется сначала выкупить у Губаренко оставшиеся четыре журнала эксплуатации. Пришлось показать ему запись шифра на том экземпляре, который у него находился в кейсе.
Смирнов не стал, конечно, посвящать американца в тот открывшийся ночью факт, что он сам командовал установкой этих устройств и в его памяти находятся все шесть ключей. Четыре из них еще пригодятся, но только в том случае, если он сам будет восстанавливать нефтедобычу. Если обманут — пусть покупают эти цифры, пусть поторгуются и сравнят, кто запросит меньше — Губаренко или он сам…
После обеда он был приглашен в кулуары совещания. Господин Маркус Миллер познакомил его с составом инспекционной комиссии, состоявшей из представителей руководства и специалистов. В официальном решении значилось, что инспекция должна проследовать по всей трассе нефтепровода и «произвести анализ и оценку следующих вопросов:
— готовность к пуску в целом;
— техническое состояние стыков и станций подкачки;
— техсостояние резервуаров-накопителей;
— урегулировать возникшие финансовые конфликты, связанные с выплатой компенсаций за отчуждаемые земельные участки;
— расследовать случаи нарушения прав местного населения на природные ресурсы;
— исследовать экологические проблемы;
— ущемление демократических прав этнических групп, создающее напряженную социальную обстановку;
