— В 1995 году Сергей получил тяжелейшую психическую травму, выполняя задание Губаренко. О его содержании спрашивай у него самого. Мне известна только первая половина — это была установка мин на каких-то морских вышках. Это задание было выполнено успешно. Однако вслед за этим произошло что-то такое, с чем Смирнов как личность не мог примириться. Сходную клиническую картину наблюдали в случае, когда на глазах солдата в Афганистане пытали одного за другим его товарищей. Он спасся ценой предательства и участия в их казни, он принял мусульманство, через несколько лет попал в США и уже там впал в тяжелую форму аутической шизофрении. Бесполезно гадать, что именно привело Смирнова в подобное состояние. Однако факт остается фактом: как бы тонко я ни приближался к этому эпизоду в его жизни — даже в состоянии глубокого гипноза — он впадает в коматозное состояние.
— И вы дали ему «новую» память?
— В течение двух лет он постепенно сам сочинил какую-то суррогатную версию, которая и укрепилась в его сознании. Это его стена, за которой прячутся кошмары. Конечно, они время от времени прорываются в сознание. Ведь информация из мозга никуда не девалась, но извлечь ее принципиально невозможно. Любая такая попытка окончательно разрушит его психику. По-видимому, он совершил нечто, чего не хочет признавать даже перед самим собой. Знаешь, как ребенок, который навалил в штаны и упрямо заявляет взрослым: «Это не я! Это не я!» Внутренний образ самого себя не совпадает в этом случае с фактами, и слабая психика предпочитает сохранить образ и устранить факты.
— У Сергея слабая психика? — недоверчиво переспросил Марат. — Нас же отбирали, как космонавтов.
— Не преувеличивай, мне об этом больше известно. Отбирали с учетом того, чтобы вы продержались год-два. О дальнейшей вашей судьбе никто не думал. В этом есть и моя вина — каюсь. Но на войне невиновных не бывает.
Марат про себя согласился с этим. Если вспомнить все, что им приходилось делать, камень прослезится.
Шеин налил себе стакан воды из графина, отхлебнул, будто на трибуне, и продолжал:
— При тех нагрузках, которые вам пришлось вынести, вообще нельзя остаться здоровым полноценным человеком, — Шеин оценивающе глянул на Марата и быстро спросил: — Или, может быть, у тебя есть семья, любимая работа, хобби?
Марат не собирался втягиваться в диалог, он сказал:
— Дальше.
— Я уверен, что у тебя нет даже собаки. Ты не можешь завести никого, кто стал бы тебе дорог, потому что опыт войны говорит: в любой момент ты можешь все это потерять.
Марат перебил врача:
— Не надо этой лирики, я не девочка. Что за эксперименты вы ставили на Смирнове и его людях? Управление психикой?
— Не верь голливудским фильмам. Ты видел шахидок, которым «промыли мозги» и отправили на задание? Наркотики плюс психологическое давление, идеологическая накачка. То же в тоталитарных сектах. Они похожи на нормальных людей? Нет, это роботы, зомби. В бою им не продержаться и полминуты. Нельзя подавить сознание бойца и требовать от него разумных действий.
— Что делали вы?
— Я учил его переходить в состояние так называемого упреждающего реагирования. Индийцы и китайцы называли его состоянием «безупречного воина». Использовались — очень осторожно — ускорители нейронного сигнала… Ты хоть не путаешь нейроны и нейтроны? Нейроны — нервные клетки, нейтроны — элементарные частицы. Плюс гипноз, медитации, тренировки. Ты ведь помнишь его показатели на спецполосе и в спарринге?
— Это не могло вызвать болезнь?
— Нет. Я все-таки серьезный ученый и знаю свой предмет. Эта моя техника сейчас используется некоторыми спортсменами, и успешно. В военной практике она оказалась неприменима. Так что Смирнов ни разу не использовал в боевой практике этот метод.
— Почему?
— Когда переходишь в состояние «безупречного воина», мозгом как бы становится все тело. Исчезает разрыв между приказом и исполнением. Глаз увидел брешь в обороне — мозг приказал ударить — рука выполнила. Все это заняло у тебя около 0,1 секунды. А у Сергея этот разрыв отсутствовал, когда он бывал «безупречным». Спросишь, почему это мешает в бою?
— Да.
— Это состояние хорошо на ринге, в бою с холодным оружием. Но как только ты захочешь отдать приказ подчиненным, то выйдешь из этого измененного состояния. Самое трудное с берсерками — это остановить их после боя, поэтому викинги неохотно использовали их. Хотя ценили и боялись.
— Что с Сергеем происходит сейчас?
— Все очевидно. Была опасность для жизни, к тому же дело происходило в тех же условиях, что и десять лет назад. Вот часть воспоминаний — самая безопасная — и прорвалась в сознание, чтобы спасти жизнь.
— Остальное может всплыть в будущем?
— Если произойдет очередной шок в соответствующих условиях. Тогда он вспомнит все.
— А потом?
— Потом все вернется к началу — острый шок, потеря ориентации, аутизм. Как вариант — самоубийство. Как вариант — кома, растительная жизнь без контакта с людьми.
— Как его состояние сейчас?
— Не знаю. Надо вести постоянное наблюдение. Я буду с ним до отъезда в Москву, а там потребую от отца, чтобы он аккуратно отстранил его от поездок. Предстоит повторный курс лечения — полгода, год, два… Не знаю. Но случай очень интересный, да и отец мне щедро платит. Кроме того, я привязался за эти годы к Сергею.
— А зачем вы приезжали сюда вместе с Губаренко?
— Сергей позвонил ему, тот — мне. Я сказал, что немедленно выезжаю, и Губарь, как вы его называете, увязался за мной. Он пытался продать секрет мин British Petroleum, пока Сергей сам их не обезвредил.
— А он может?
— Не знаю. Спроси сам. А если ты подозреваешь, что я в доле с Губаренко, то посуди здраво — разве он с кем-нибудь делился?
— Не знаю.
— А где остальные совладельцы этих вышек. Ведь не один он был в деле. Не задумывался об этом?
— Я не в курсе.
— А он их всех проводил в последний путь.
Марат поднялся:
— Версия убедительная. Что называется, внутренне непротиворечивая. Но есть один подозрительный момент — ты ее готовил десять лет. А потому рассчитываешь, что с ходу опровергнуть ее нельзя.
Шеин устало повел плечами, показывая, что не может спорить с параноиком.
— А потому я подожду делать выводы и понаблюдаю за ситуацией. Если уловлю опасность для Сергея — продолжим разговор, применив сначала тиски.
— Я бы уступил свою очередь генералу Губаренко, — сказал на прощание Шеин, «переводя стрелку». Он очень надеялся, что Губаренко Марату не по зубам.
Смирнов в то время, как обсуждался его диагноз, был допущен к Маркусу Миллеру, чтобы обсудить того же генерала Губаренко.
— Вы побывали в переделке? — спросил Миллер, глядя на разукрашенное лицо Сергея.
— Она, к счастью, не связана с нашими делами, — уклонился Смирнов от ответа, не рассказывать же англичанину о пьяном дебоше.
