Стар Джонс[43] смогла попасть в программу «Взгляд», то и Ванда добьется своего места под софитами. Стар была кумиром Ванды — толстая, но, бесспорно, красивая — пусть даже в рекламе обуви «Пейлесс» ее не показывают ниже шеи. Ведущая «Взгляда» покорила Ванду еще в девяносто седьмом году — прекрасно одетая необъятная негритянка с превосходной кожей, стильным макияжем и париком гуще, чем у трех судей, вместе взятых. Конечно, оставалась Опра, но стиль госпожи Уинфри никогда не был достаточно гламурным, к тому же популярная телеведущая не считала дородность своим козырем.
К тому времени почти тридцатилетняя Ванда уже несколько лет безуспешно сражалась с лишними килограммами. С юности у нее были большая грудь и тяжелый зад, но талия долгое время оставалась сравнительно тонкой, и лишь после двадцати пяти лет она начала полнеть — видимо, сказалось замедление обмена веществ. Полнота расстраивала Ванду, привыкшую быть красавицей. В детстве окружающие наперебой восхищались хорошенькой девочкой, а когда ей сравнялось шестнадцать, водители проезжавших машин стали притормаживать и оборачиваться, чтобы еще раз поглядеть на нее. Став взрослой, Ванда превратилась в настоящую красавицу, не хуже Халли Берри или Ванессы Уильяме. Она держалась скромно, но, сознавая, что зеркало не лжет, с юности мечтала о карьере модели или актрисы.
Ванда выросла в умеренно благополучном районе Трентона, штат Нью-Джерси. Мать умерла от рака груди, когда Ванда была еще совсем юной. Отец так и не женился второй раз, зарабатывая семье на жизнь службой в телефонной компании. Сразу после окончания школы Ванда планировала переехать в Нью-Йорк и штурмом взять индустрию моды. Она даже подготовила портфолио у профессионального фотографа и начала рассылать снимки агентам. Нью-Йорк уже трещал под ее напором, но за три недели до выпускного бала ей позвонили и сообщили, что отец скоропостижно скончался от сердечного приступа прямо на рабочем месте. Ему было всего сорок два года, и он почти не оставил сбережений. Получив скромную страховую выплату от телефонной компании, где отец проработал двадцать лет, семнадцатилетняя Ванда осталась круглой сиротой с двумя братьями на иждивении. Младшему из них было всего восемь. Ей пришлось отложить мечту стать моделью, следить, чтобы мальчишки каждый день ходили в школу, и обеспечивать им крышу над головой. Ванда видела, чем заканчивают многие чернокожие подростки в Трентоне, и твердо решила заставить братьев получить образование, настраивая их на серьезное будущее.
После выпуска Ванда устроилась кассиршей в бакалейный магазин Дженуарди. Она предпочла бы совмещать воспитание братьев с карьерой в мире моды, но в бакалее платили больше, чем в дорогих универмагах.
Все время, пока Ванда сидела за кассой, готовила обеды и воспитывала братьев, она не оставляла надежду стать моделью, но годы шли, она становилась старше и грузнее. Когда братья подросли и могли позаботиться о себе сами, Ванда решила, что двери в мир моды для нее, увы, уже закрыты. Но как-то раз в редкий выходной она увидела программу Стар Джонс и заволновалась: если в шоу-бизнесе нашлось место для одной толстой негритянки, значит, и вторая пригодится. Чем больше Ванда об этом думала, тем сильнее ее охватывало желание демонстрировать моду для полных. Она начала звонить, просматривать разнообразные веб-сайты, узнавать подробности о модельной индустрии, где нужны манекенщицы с рубенсовскими формами. Изучив вопрос, она была обескуражена открытием, что стандартом для полных моделей является размерный ряд от десятого до шестнадцатого. «Что происходит, — злилась она, — если десятый размер успел стать одеждой для полных?»
Ванда, которой шестнадцатый размер не налез бы и на нос, оказалась перед выбором — распрощаться с мечтой или похудеть, но один из нью-йоркских агентов сказал, что, хотя шестнадцатый размер считается максимальным в модной индустрии Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, в других городах нужны модели более солидной комплекции.
Когда братья окончили школу, Ванда решилась переехать из Трентона в могущественный и богатый Вашингтон. От друзей она знала, что округ Колумбия нашпигован бутиками «Нейман Маркус», «Сакс» и «Блумингсдейл» и считала, что это прекрасный шанс для начинающей модели набраться опыта, сделать себе имя и — главное — сбросить вес.
Переехав в округ Колумбия, Ванда сразу нашла работу в бутике «Хечтс» универмага «Спрингфилд», обрадовавшись, что по крайней мере поставила ногу на порог модной индустрии. С похуданием было сложнее: она перепробовала все возможны программы и диеты, теряя и вновь набирая несколько фунтов. При этом ее, как ни странно, по-прежнему приглашали на местные показы мод, и люди не уставали повторять, как она хороша. В конце концов послав диеты к чертям, Ванда стала есть все, что душе угодно, не беспокоясь о пышности фигуры. У нее оставалось опасение, что лишний вес может помешать карьере модели, но чем дольше она работала в фэшн-индустрии, тем яснее видела необоснованность подобных страхов. Она собиралась стать первой действительно крупной моделью и демонстрировать вещи для полных, а не жалкие тряпки от десятого до шестнадцатого размера. Она взломает стеклянный потолок[44] (а заодно лед отчуждения) и покажет всем и каждому, что женщина ее комплекции может быть красивой, сексапильной и ходить по подиуму с не меньшим шиком, чем Клаудиа Шиффер или Наоми Кэмпбелл.
Собачась с питомцем
Руби не помнила нужный ключ и перепробовала все три, прежде чем дверь в дом Дорис поддалась. Едва войдя, девушка увидела Тако, рычавшего на нее с дивана. Пес прекрасно знал Руби, поэтому не снизошел до облаивания. Только Дорис дозволялось гладить, брать на руки или как-то иначе контактировать с Тако; остальным двуногим это грозило неудержимым собачьим гневом. Вообще чихуахуа не больше белки, но когда к Дорис приходили гости, она закрывала Тако в спальне — малыш бросался на людей как бешеный енот.
Руби была одной из немногих, кого Тако терпел, пока та его не трогала, не подходила слишком близко и не глядела на песика слишком долго. Статус-кво устраивал обе стороны, но сегодня Руби предстояло придумать способ забрать собаку к себе: нельзя же в самом деле ежедневно мотаться за сорок миль в Ла- Плату кормить пса, пока Дорис не поправится.
— Привет, Тако, — сказала Руби самым дружелюбным тоном.
Собаке не оценила жест доброй воли: Руби нарушила договор! Пес немедленно преисполнился подозрений. Приподняв голову, он посмотрел на Руби, затем огляделся, словно желая удостовериться, что девушка обращается к нему.
— Привет, малыш, — повторила Руби высоким детским голоском, которым люди часто сюсюкают с животными.
Тако вознегодовал: Руби посмела заговорить с ним! Вскочив, он вытянул шею и обнажил крошечные клыки.
— Ладно, Тако, будь умником. — Руби старалась держаться уверенно и дружелюбно, но пес медленно зарычал, запрещая ей подходить ближе.
— Перестань, все равно поедешь ко мне домой, — сказала Руби, медленно приближаясь к песику.
Тако громко гавкнул, словно говоря: «Щас, разбежалась!»
Руби протянула руку, но песик выдал внезапную и такую бешеную смесь рычания и лая, что девушка в испуге отшатнулась.
— Ой, да ради Бога! ~ с досадой сказала она, отступив и соображая, как забрать маленькое чудовище в машину. Если попытаться взять его на руки, дело кончится прививкой от бешенства… На кресле рядом с диваном лежал шерстяной платок. Под неотрывным подозрительным взглядом Тако Руби взяла платок, развернула и быстрым движением набросила на собаку. Как только платок накрыл Тако, Руби сгребла края платка под псом и взялась за углы, соорудив, таким образом, оригинальную сумку для чихуахуа. Держа узел на вытянутой руке, Руби понесла его к выходу. Тако неистово крутился и скулил.
— Заткнись, — мстительно сказала девушка, взяла со стола поводок и вышла на улицу, где сосед Дорис возился со своим цветочным ящиком.
— Здрасьте, мистер Прескотт, — небрежно бросила Руби и как ни в чем не бывало прошла мимо,
