когда его тронули за лодыжку, заорал от боли.
– Панкрат прав – повреждены связки. Сам он не сможет идти, – сказал Фадей, выпрямляясь.
– Не бросай меня, Сеня! – умоляющим тоном попросил лежащий мужчина.
– Я своих не бросаю! – Мужчина со шрамом криво улыбнулся. – На Фадее и гражданине начальнике поедешь!
– Спасибо, Сеня! Век свободы не видать, если я тебя не отблагодарю! За мной не заржавеет!
– Это замедлит наше передвижение. Если за нами организовали погоню, то… – заметил высокий мужчина.
– Не суй свое хавало, куда не надо, Панкрат! – прикрикнул на него Семен, явно нервничая. – Сам разберусь. – Он выхватил из кармана полушубка наган и выстрелил в лежащего мужчину.
Тот пару раз дернулся и замер. Из дырочки на его лбу тонкой струйкой полилась кровь, и взгляд широко открытых карих глаз, в котором еще читалась благодарность, навсегда застыл. Я поскорее отвернулась, чтобы не видеть умершего. Похоже, в этом отряде те еще нравы!
Семен спрятал наган в карман и с размаху врезал высокому по лицу, тот не успел увернуться, но устоял на ногах.
– Не учи ученого! – злобно прохрипел Семен. – Еще раз сунешься с советами, так легко не отделаешься!
– Еще раз распустишь руки – пожалеешь! – Высокий жестко уставился на него. – Не забывай: без меня вы обречены! Дорогу в горах знаю только я, где находится серебро Сатунина, опять же, знаю только я.
Семен сжал кулаки, но сдержался.
– Сколько нам еще хилять по этому ручью?
– Недолго, километра через полтора будет подъем, и дальше идти по хребту нам будет проще.
– Еще одна ночь, и мы околеем от холода, – прошамкал один из путников с неестественно белым, обмороженным лицом.
– Эту ночь мы проведем в тепле, если не будем останавливаться, – пообещал высокий. – Впереди есть селение.
Он наклонился и взял у убитого винтовку. Другой мужчина стащил с мертвеца полушубок и с трудом натянул его поверх ватника.
Я наблюдала за Семеном. По лицу его было видно, что он едва сдерживается и с большим удовольствием всадил бы следующую пулю в Панкрата, но здравый смысл его останавливал, по крайней мере до поры до времени.
Отряд, не захоронив убитого, оставив его лежать в нижнем белье, отправился дальше. В пути практически не разговаривали, но из тех нескольких фраз, которые мне довелось услышать, я узнала, что это заключенные, сбежавшие из лагеря, расположенного на Алтае, и что они двигаются в сторону границы с Тувой. Судя по обилию мата, сопровождавшего каждое слово, а также специфической «фени», костяк отряда составляли блатные. Лишь трое резко отличались от них. Высокий мужчина, которого называли Панкратом, и, по всей видимости, это было не имя, а сокращенная фамилия; он держался особняком и был проводником отряда. Низкорослый Фадей, живчик, неутомимо двигающийся и почти единственный, кто смотрел в будущее оптимистически, хотя в отряде был в качестве заложника. Третий был знаком мне по фотографии, найденной в альбоме, – Григорий Метелкин. Личность угрюмая, он глядел на всех исподлобья и также был заложником. К нему иногда язвительно обращались «гражданин начальник», но в основном – «мусор» или «легаш», присоединив несколько нецензурных выражений. Похоже, его жизнь висела на волоске, и только то, что у Сени относительно него имелись какие-то планы, спасало его от расправы бывших заключенных. Хотя его участь была незавидной, он почему-то не вызывал у меня жалости и сострадания. Мне было трудно представить, что его могло связывать с Ларисой Сигизмундовной что-то личное, интимное, но ведь его фотографии нашлось место в альбоме! Он все время молчал, бросая по сторонам ненавидящие взгляды.
Подъем, о котором вскользь упомянул Панкрат, оказался очень сложным – надо было карабкаться по крутому склону, и это в неудобных валенках! Мне было значительно проще, я успевала любоваться суровой красотой гор, сожалея, что нет возможности запечатлеть эти виды на фотоаппарат. Не ожидала я, что так нежданно-негаданно окажусь в горном Алтае. Посмотреть здесь было на что: ослепляющей белизны снег, словно засахаренные, леса, опоясывающие заснеженные вершины, стеклянные ледники с неимоверными ледяными фигурами-узорами. А какой нереальной красоты здесь было небо! Облака рисовали на нем просто фантастические пейзажи.
Послышался испуганный крик – почти с самого верха сорвался и заскользил вниз один из путников, по дороге сбив еще одного и увлекая его за собой. Поднявшиеся на горный хребет обессиленно попадали на снег, тяжело дыша, некоторые жадно глотали горсти снега, утоляя жажду.
– Даже если они не покалечились, у нас нет времени их ждать. Надо идти, Семен, до селения еще далеко. – Панкрат говорил отрывисто, видно и ему подъем дался непросто. – Мы слишком медленно идем.
– А если «синие фуражки» у нас на хвосте и их возьмут? Узнают о серебре – от нас не отвяжутся!
– Никто их не будет брать – сразу пристрелят. Зачем им обуза? Ведь они замедлят передвижение, – покачал головой Панкрат.
– Чего разлеглись?! Катим дальше! – заорал Семен и толкнул ногой лежащего на снегу, на что тот матюкнулся. – Впереди жратва, курвы, тепло!
– Семен, в поселке не вздумай устраивать шмон или трогать их женщин – это нам может очень дорого обойтись! – с угрозой в голосе произнес Панкрат.
– Хлебало придержи мне указывать!
– Я тебя предупредил, Семен!
Предводитель отряда скрипнул зубами от злости и бессилия – он не мог наказать наглеца – и от души врезал по шее попавшему под руку Фадею, так что тот растянулся на снегу, и это чуть улучшило Семену настроение. Я в свою очередь наградила Семена кучей подзатыльников и пощечин, чего он не заметил. Тяжела участь астрала, он может быть только наблюдателем. Я пообещала себе, что если здесь пробуду до ночи и выглянет луна, то обязательно явлюсь Семену агрессивно настроенным привидением.
Идти по хребту было сложно, валенки увязали в снегу, в некоторых местах путники проваливались в снег почти до пояса. Семен послал вперед, как он выразился, «топтать снег» Метелкина и Фадея. Это позабавило всю братию, и, несмотря на то что тяжести пути измотали всех до предела, они осыпали пленников насмешками и ругательствами. Те молча утаптывали снег, но их сил хватило не более чем на час. Зашатался и опрокинулся на спину Метелкин. Оставшись один, Фадей обессиленно опустился на корточки.
– Встать, вашу мать! – К этому Семен добавил цветистый калейдоскоп слов, каждое из которых имело вполне нейтральное значение, но в данном контексте получалась грубая матерщина.
Он выхватил из кармана наган, и мое сердце сжалось от ужаса, я закрыла глаза, чтобы не видеть происходящего. Но из подсознания просочилась мысль, связанная с найденной фотографией: «Не может Метелкин так просто умереть здесь». Раздался выстрел, я открыла глаза: Сеня боролся с Панкратом. Несколько человек пришли на помощь Семену и, скрутив Панкрата, оттащили его в сторону.
– Ты на кого, фраер, цапли потянул?! – Семен наклонился, достал из снега наган и направил его на Панкрата, зловеще улыбаясь, и вдруг так заревел, что я вздрогнула: – На колени, тварь!
– Коли помирать охота – стреляй. – Панкрат презрительно улыбнулся. – Тебе братва благодарность вынесет за холодную и мучительную смерть.
– Семен, не дело его сейчас мочить! – сразу высказался густобровый, приземистый, с необычайно широкими плечами и окладистой бородой мужчина. В старом советском фильме из моего детства подобной физической конституции актер изображал кулака. – Пусть вначале выведет нас с гор.
– Если даже мокрушник Тимоха заступается… – В голосе Семена послышалась издевка. – Отпустите фраера – пусть живет! Пожалел «хозяина» – выходит, его черед топтать. Чирик, станешь ему в пару!
– Почему я?! – недовольно отозвался длинный как жердь лагерник, и сразу с его головы слетела шапка от оплеухи, которую ему отвесил стоящий рядом густобровый Тимоха.
– Что за базар, Чирик?! – Семен недовольно скривился. – Срать захочешь – штаны снимешь! Не
