возможно, что и в субботу утром, потому что полдня ездил по стройкам Гвяздовского, возил разные вещи, и только потом освободился. Умылся, переоделся. Да, однажды этот шарфик уже у него выскальзывал из кармана, это еще в мастерской было, так тогда он это заметил и спрятал его подальше. Скользкий, гад! Когда? В четверг, утром. Он еще подумал, чтобы оставить его дома, но потом вылетело из головы. Простить себе этого не может. Ведь выглядит он так, словно свинья его сожрала да выплюнула. И даже хуже.
Искренняя привязанность к кашне била из парня ключом, а вот относительно других ответов Хени Вольницкий ни на грош ему не верил. Да ведь и то сказать, независимо от того, где кашне находилось, в кармане или на шее, найдено-то оно на месте преступления! Разумеется, его еще внимательно обследуют эксперты, кровь убитого и кофе Габриэлы легко установить. А как было бы хорошо, если бы еще этот молодой нахал чистосердечно признался в содеянном преступлении. Ладно, убийство совершено в аффекте, суд учтет, опять же он действовал будучи страстно влюбленным и жутко ревновал, пусть и скостят несколько лет срока. Главное, что убийца найден!
Совпадало все. Автомашина Гвяздовского, взята напрокат в мастерской Гваша. Ее видели на улице Пахоцкой. Хенрик, профессиональный шофер, связан с мастерской Гваша. Ключи взять — не проблема. Машину увел от дома Хмелевской, потом вернул на место… Ну да, это говорит о заранее продуманном плане, ничего, ловкие адвокаты подтянут под длительный аффект. Все совпадает, и у него есть наконец убийца! И он нашел его без Гурского!
Вольницкий не сознавал, что, в принципе, испытывает к Хенрику симпатию, и никогда бы и не признался в этом ни за что. Комиссар был знаком с Вандзей Сельтерецкой и не удивлялся, что из-за нее парень пошел на преступление. Да и убитый как-то не вызывал в следователе ни малейшей симпатии. Да, есть и второй труп, Вивьен Майхшицкая. Нет, и ее смерть повесить на Хенрика не получится, но это уже пустяки. Ее прикончил в запальчивости покойник Кшевец — и делу конец.
В приподнятом настроении следователь отправил Хенрика в камеру, а кашне в лабораторию.
Упоение до такой степени переполняло комиссара, что, прежде чем сесть за рапорт, а это приравнивалось всеми к принудительным и самым неприятным работам, он решил себя побаловать Одно маленькое пивко, холодненькое, пустяк, но заслужил. Солидные пол-литра он позволит себе несколько позже, когда уже будет получена подпись прокурора. И возможно, к тому времени вернется Гурский и примет в этом участие.
Комиссар успел сунуть бумаги в ящик и подняться со стула, как сразу же начались сложности.
С большим нетерпением ожидала я сведений о том, что происходит с супругами Пасечниками. Наконец дождалась.
— Завтра утром они возвращаются домой, — сообщила по телефону Юлита. — Мы их отловили еще в отеле, они только что получили извещение из полиции, что уже могут вернуться в дом. Договорились встретиться с ними там. Собеслав напридумывал, что ему просто хотелось поговорить с ними о брате, и очень удивлялся, что они так легко согласились. Как-то сразу, и уговаривать не пришлось.
Я предположила: им самим было интересно, ведь, что ни говори, настоящая сенсация, вот им и хочется побольше узнать о ней.
Юлита сомневалась:
— А мне кажется, не только это. Знаешь, у меня создалось впечатление, что они чем-то обеспокоены. Как это говорится? Тут что-то не так?..
— Нехорошо пахнет? — с готовностью подсказала я. — Или просто воняет?
Юлита опять засомневалась:
— Не знаю, не знаю… Может, это слишком крепко сказано, но знаешь… На их месте я бы так не спешила домой, а проветрила получше.
— Так ведь там все время был открыт балкон, — напомнила я. — Наверняка распахнуты все окна и двери, живенько выветрится. И теперь тебе будет вонять только в переносном смысле.
— Вот это меня больше беспокоит. Ну да ладно, разговаривать станет Собеслав, а я попытаюсь осмотреться, я же помню — зажигалка…
Я тут же представила, как бы я это сделала, и посоветовала Юлите:
— Заведи разговор о небольшом ремонте, хотя ремонт — слишком много, намекни о таком маленьком, косметическом, просто, дескать, не мешало бы малость освежить квартиру. И сразу отправляйся на экскурсию по всем комнатам — посмотреть, что бы тут стоило освежить, у тебя же прекрасный вкус! Тут подкрасить, там побелить, там мебель переставить или еще что. Ты лучше меня в интерьерах разбираешься. И сразу со знанием дела посоветуй хозяевам и разъясни, что трудно сделать, а что — совсем легко. Ну, сама ведь знаешь, ткани, ковры трудно мыть, а ты посочувствуй…
Юлита вздохнула.
— У тебя отлично бы все получилось и естественно. Я так не умею. Хотя у меня есть знакомый маляр и очень приличная прачечная, где стирают ковры.
— Вот-вот, не забудь о них. А главное, не забывайте о Бригиде Майхшицкой! Если кто тут и напаскудил, то только она. Но подипломатичнее с ними, прямо в лоб вопросы не ставьте, старайтесь всё вокруг да около. И еще. Очень надеюсь, им самим многое понадобится у вас узнать, так вы больше помалкивайте да слушайте, могут и проговориться.
— А если ее где-то спрятали, тогда и не знаю, — канючила Юлита. — Я о зажигалке, а не о Бригиде!
И отсоединилась.
А телефон тут же снова зазвонил.
— Это вы были клиенткой Кшевца, я не ошибаюсь? — без предисловий вцепилась в меня какая-то баба. — Ну, вспомните, вы еще сказали мне о его смерти. Вы были у меня на Собеского, интересовались хутуйнией сердцеватой, извините за выражение, ну, вспомнили меня?
Я сначала было подумала, что эта женщина звонит мне с какой-то претензией, но память оживилась и подсказала: как же, магазин на улице Собеского, я интересовалась растением, которое назвала завитой хостой, а хозяйка ничего не забыла.
— О, разумеется, я отлично вас помню и очень переживаю, что сообщила вам такую неприятную новость.
— Ничего страшного, а вот сейчас тут полный бедлам! Настоящая афера, и все разрастается. Вот скажите, что-нибудь из купленного вами у меня оказалось плохим товаром, больным или еще что?
Господи, что же я у нее покупала? Ведь это было еще в прошлом месяце… А, вспомнила, ирисы! И карликовые розочки, именно ирисы и розочки я тогда первыми посадила в своем саду, собственными руками. Ну, не совсем собственными, к розочкам приложил руку и пан Ришард…
И совершенно честно ответила обеспокоенной цветочнице:
— Нет, ничего, всё в порядке. Ирисы выглядят великолепно, за исключением тех, которые были посажены рядом с орехом, а розочки так просто безумствуют — отлично себя чувствуют.
— Минутку, а откуда у вас орех?
— От пана Кшевца, ясное дело. Но в этом году я его спилю.
— А разве он вас при покупке не предупредил, что орех отравляет…
— Он нет. Я от кого-то другого узнала. И давайте не будем больше говорить об орехе, а то мне нехорошо делается.
— Все правильно! — с негодованием в голосе подтвердила цветочница. — Так оно и должно быть. А от меня эта гадость не шла, я ценю свое доброе имя.
— А что там у вас за афера?
— Из-за некоторых больных растений, и началось все, считаю, с Майды.
— С кого?!
— Да есть тут один такой, думаю, самый невезучий клиент Кшевца. Он еще получил ту сирень с красными полосками, помните?
— До смерти не забуду, — пробурчала я себе под нос, но слух у цветочницы оказался отличным.
— Он тоже. С него и началось, и пошло. Конечно, это не черная оспа и не чума, но истребить все
