Фредерику, который теперь занимал пост главнокомандующего британской армией.
Однако Фредерик встретил Эдуарда на удивление недружелюбно, а спустя несколько недель Эдуард обнаружил, что и Георг, по-видимому, подвергся влиянию брата. Своими наблюдениями он поделился с Марией в надежде узнать, что произошло.
Мария колебалась и ответила не сразу. Она уже давно заметила, что Георг и герцог, обсуждая Эдуарда, говорят о нем в пренебрежительном тоне, посмеиваясь над его чопорной, неприступной манерой держаться.
— Видите ли, сэр, мне кажется, враждебность герцога объясняется его завистью.
— Завистью? Да чему же он может завидовать?
— Доблести, какую вы показали в Вест-Индии, вашим блестящим достижениям в Канаде… К тому же он не может забыть своего позора в Нидерландах… где ему пришлось раболепствовать перед Бонапартом! Сразу видно, что вы не читали газет и не знаете, как его там поносили… — Она снизила голос до шепота. — Только я вас умоляю, сэр, ни в коем случае не упоминайте о нашем разговоре.
Вот в чем дело. Значит, обращаться к Георгу и Фредерику отныне бесполезно.
В то время как Фредерика, герцогиня Йоркская, оставалась непреклонна в своем нежелании встречаться с миссис Фитцхерберт, миссис Джордан или мадам де Сен-Лоран на том основании, что это унизит ее достоинство как прусской принцессы, — Каролина, принцесса Уэльская, напротив, с удовольствием принимала у себя любую из этих дам. Даже Марию, которая теперь вновь жила с ее мужем. Более того, она не раз обращалась к миссис Фитцхерберт за помощью и советом. Каролина была сражена наповал, когда принц назначил полковника Томаса ее аудитором, несмотря на то что она и сама признавала плачевное состояние своих финансовых дел. Теперь, после нескольких месяцев работы полковника Томаса с ее бумагами, счета пришли в еще больший беспорядок. Каролина была убеждена, что этот человек совсем не разбирается в бухгалтерии, а приставлен Георгом шпионить за ней в ее собственном доме. Встретившись в очередной раз с Марией, она дала волю эмоциям и не стеснялась высказывать свои предположения.
Желая помочь ей, миссис Фитцхерберт предложила Георгу, чтобы Эдуард, как незаинтересованное лицо, произвел проверку счетов. Эдуард, располагая свободным временем, был рад принять предложение Георга и провел тщательную проверку счетов Каролины. Он был потрясен тем, что обнаружил, и посоветовал брату отказаться от услуг полковника Томаса, признав его работу никчемной.
Но к удивлению Эдуарда, Георг в ярости накинулся на него. Да как он смеет предлагать ему такое? Сама принцесса Уэльская назначила полковника на эту работу. В конечном счете полковник Томас остался при должности и, что самое главное, выразил желание никогда больше не видеть Эдуарда.
Жюли возмущенно качала головой.
— Сэр, не стоило вам браться за эту работу. Вмешательство в дела подобного рода обычно ничем хорошим не заканчиваются.
Наступила очередь Эдуарда искать помощи у Марии, и он написал ей:
«Я искренне считал своим долгом сообщить, что полковник во всех отношениях не подходит для такой работы… Не вижу оснований убеждать принца в том, что порученную мне работу я проделал со всей необходимой тщательностью и серьезностью… Я отдаю себе отчет в том, что ее результаты могли вызвать у него мрачное настроение, что могло сказаться на его отношении ко мне лично… Поэтому позвольте надеяться на Вашу помощь и на то, что Вы убедите принца в том, что я действовал, руководствуясь исключительно чувством долга».
Чтобы сделать приятное своей дорогой Марии, Георг притворился, будто простил Эдуарда, а на самом деле твердо решил никогда больше не позволять чопорному принципиальному братцу вмешиваться в свои личные дела.
А между тем Жюли и Эдуард занялись обустройством дома в Касл-Хилл. Расходов не жалели, поскольку Касл-Хилл должен был стать их дворцом. Слугам и лакеям надлежало выглядеть безукоризненно в любое время, поэтому теперь в доме проживали специальный парикмахер и портной для прислуги. Каждое утро они выстраивались, и Эдуард лично проверял их внешний вид. Ночью один из слуг должен был бодрствовать до утра, поддерживая в камине огонь, и ровно в пять часов подавать хозяину чашку горячего кофе.
Ежедневно после завтрака управляющий должен был отчитываться перед хозяином о расходах за предыдущий день, а целая армия горничных, перемещаясь из комнаты в комнату, терла, скребла и мыла, поддерживая идеальную чистоту.
В начале 1802 года все неожиданно изменилось. Эдуарду, к его величайшему удивлению, предложили занять пост губернатора Гибралтара вместо умершего генерал-майора сэра Чарльза О'Хары.
Премьер-министр мистер Эддингтон был с Эдуардом откровенен:
— Гарнизон находится в плачевном состоянии, сэр. Пьянство и мятежи. Такое положение существует уже давно, и пора положить ему конец. Вы, ваше королевское высочество, тот, кто в силах исправить положение. Можете всегда рассчитывать на поддержку кабинета министров.
Эдуард был осторожен. Он хорошо помнил положение дел в Гибралтаре еще в те далекие времена.
— А что касается второго командующего, Барнетта, могу я рассчитывать на него?
— Он надежен и крепок как сталь. На него можно положиться.
Назначение Эдуарда на пост главнокомандующего Ирландии так и не состоялось, с двумя старшими братьями отношения зашли в тупик. Он презирал их паразитический образ жизни и был рад уехать из страны. Дворец Касл-Хилл придется пока закрыть — пусть он ждет, когда Эдуард с триумфом вернется, наведя порядок в Гибралтаре. Жюли, как всегда, не возражала.
На борту судна, отплывающего из Англии, Эдуард еще раз внимательно прочел письмо от Фредерика, которое тот послал в ответ на его согласие принять новый пост.
«Считаю своим долгом поставить ваше королевское высочество в известность, что для установления должного уровня дисциплины в войсках требуется приложить немало усилий…»
Однако тут же следовало:
«Впрочем, реформы следует проводить постепенно».
Он также не мог забыть, что сказал ему на прощание отец:
— Теперь, сэр, отправляясь в Гибралтар, смотрите не усердствуйте так рьяно, как в Галифаксе.
Что они имели в виду? Они действительно хотят навести порядок в Гибралтаре или нет?
Нежась в роскоши Карлтон-Хаус, Фредерик самодовольно усмехался:
— Так ему и надо, нашему смазливому ханже и педанту. Вот посмотришь, Георг, скоро настанет для нас долгожданная свобода.
— Как умно было с твоей стороны, Фред, заставить его думать, будто ему оказали честь…
— Честь? Да он забудет про всякую честь, в следующий раз уезжая из Гибралтара! Я поставлю его на место. Больше он никогда не сможет превзойти меня!
— И сколько времени ты ему даешь?
Фредерик несколько мгновений любовался мысками своих до блеска начищенных сапог.
— Двенадцать месяцев. Да. Двенадцать месяцев и не больше.
