себе равных. Поэтому вряд ли можно удивляться тому, что получившая нежное воспитание дочь миссионера пала его жертвой, как и тому, что Бове мог постараться воспользоваться ее беззащитностью, принимая во внимание очарование самой Харриет. Мрачная невысказанная вслух мысль возникла в голове леди Крейл — а не воспользовался ли он? Ведь порочный француз несколько недель провел наедине с Харриет. Леди Крейл осторожно присела на кровать рядом с Харриет.
То, о чем она думала, было невероятным, чудовищным — Харриет Латимер английская девушка, а не черкешенка, которую можно купить за двадцать фунтов.
— Я надеялась уберечь вас от того рода разговоров, которые вы услышали этим вечером, — сказала леди Крейл, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — Именно по этой причине я полагала, что вам лучше всего не называть имя своего спутника.
— Но это не может быть правдой! — С широко раскрытыми глазами Харриет повернулась к ней, и опасения леди Крейл еще более усилились. — Мистер Бове порядочный и честный человек! Он не станет держать рабов! Он не станет делать из них любовниц!
— Боюсь, последнее не подлежит сомнению, Харриет. Черкешенка вот уже больше двух лет занимает это положение в доме Бове и получает от этого удовольствие. Об этом знает весь Судан.
— Нет! — Харриет наполнило чувство отвращения. — Я отказываюсь поверить в это! Здесь какая-то ошибка! Недоразумение!
— Европейское сообщество в Хартуме не велико, и нельзя ошибиться, видя, как мистер Бове прогуливается на виду у всех с этой девушкой, — твердо заявила леди Крейл. — И в том, что он купил ее как рабыню, безусловно, не может быть ошибки. Он сделал это на глазах у половины населения Хартума. — Она выдержала небольшую паузу, потому что привыкла молчать о таких вещах, но обстоятельства требовали от нее честности, и она продолжила: — В Хартуме очень мало черкешенок. Обычно с аукциона продают рабов из внутренних районов — это динка или шилуки. Торговцы покупают несчастных и доставляют на побережье, однако некоторых продают в услужение здесь, в Хартуме. — Она деликатно помолчала. — Преимущественно хорошеньких девушек. У турецких официальных лиц в Хартуме не принято, чтобы их сопровождали жены, и это способствует… предосудительному поведению.
— Я уже столкнулась с этой стороной жизни в Африке, — сказала Харриет, чувствуя, что ее губы запеклись от поднявшейся к горлу желчи. — В Бербере, в доме паши.
— Тогда вы должны понимать, что все сказанное мной правда. Политика Британии направлена на то, чтобы положить конец работорговле. Попытке осуществить это мой муж посвящает очень много времени. Ваш дорогой отец отважно боролся против такой ситуации в Каире и делал бы то же самое здесь, в Хартуме, если бы остался в живых. Турецкий генерал-губернатор отрицает, что ему известно что-либо о рабах, которых открыто продают изо дня в день. Мы — нет, и мы не можем надеяться получить когда-либо от него помощь в уничтожении этой омерзительной практики. Турецкий гарнизон в городе состоит почти полностью из суданских туземцев, которые были куплены. Малярия постоянно уменьшает их количество, и гарнизон можно поддерживать в полном составе, только прибегая к подобным мерам.
— Это просто чудовищно. — Харриет прижала к груди сложенные вместе руки. — Я согласна, что все рассказанное вами о рабстве в Хартуме правда, леди Крейл, но в одно не могу поверить — что черкешенка рабыня Рауля Бове или его любовница.
— Рабыни-черкешенки очень редкие и очень красивые. — Щеки у леди Крейл слегка покраснели. — Ставка за девушку по имени Наринда была чрезвычайно высока. Помощник губернатора твердо решил перебить цену всех местных торговцев и купить ее. Перед огромным сборищем народа Рауль Бове ошарашил европейское сообщество, дерзко перебив цену, назначенную турком. Конечно, мистер Бове француз, а не англичанин, но его поведение могло только вызвать скандал. Девушка была — и есть — настоящая красавица, и каждый здесь знает, почему Бове и турок давали за нее такую высокую цену.
— Нет, — повторила Харриет, чувствуя себя так, словно дыхание дюйм за дюймом покидает ее тело. — Такого не может быть. Это невозможно.
— Харриет, — леди Крейл слегка кашлянула, — вы должны простить мне мою откровенность с вами. Но вы остались без матери и без отца, у вас нет защитника, и поэтому мой долг взять на себя ответственность за вас, пока вы находитесь под моей крышей. Теперь я должна задать вам крайне деликатный вопрос. — Она смущенно замолчала. — Во время вашего путешествия в Хартум не было ли со стороны мистера Бове каких-либо неприличных действий в отношении вас?
У Харриет ярко вспыхнули щеки.
— Понимаю. Все хуже, чем я боялась. — Леди Крейл протерла рукой глаза, а потом встала и принялась расхаживать по комнате. — О компенсации не может быть и речи, Харриет, — возбужденно заговорила она. — Мистер Бове обошелся с вами бесчестно. Если вы надеетесь на брак, я должна лишить вас иллюзий. Семейство Бове одно из самых старинных и самых богатых во Франции. Разница в вашем социальном положении огромна — и непреодолима. В такой ситуации нельзя откладывать ваше возвращение в Каир и домой. — Ее голос дрожал от волнения. — То, что он соблазнил вас, непростительно. Это…
— Соблазнил? — Харриет вскочила на ноги. — Я снова повторяю вам, что поведение мистера Бове по отношению ко мне было исключительно джентльменским. Он не воспользовался своим преимуществом в том смысле, как вы это предполагаете! На самом деле он оберегал мою репутацию. Он хотел, чтобы вы соответствующим образом приняли меня, прежде чем он объявит о своих намерениях.
— О своих намерениях?
Брови леди Крейл поползли вверх.
— Да… Он… — Харриет запнулась, — он собирался просить моей руки.
— Мистер Бове убежденный холостяк, — скептически заметила леди Крейл. — Кроме того, я объяснила вам, что он не обычный джентльмен. Знаете, он личный друг императора! Боюсь, он играл вашими чувствами, Харриет. Возможно, в надежде, что такое обещание убедит вас стать его любовницей.
— Но я не такая!
Леди Крейл посмотрела на стоявшую перед ней возмущенную молодую девушку и поняла, что та говорит правду.
— Тогда будем благодарны, что ваше воспитание сделало вас невосприимчивой к его льстивым речам. — Она подошла к Харриет и положила руки ей на плечи. — Вас жестоко обманули, дитя. И вы не первая. Другие, более искушенные, чем вы, тоже были обмануты сладкими речами Рауля Бове и его порочным обаянием. А теперь советую вам поспать. К утру вы не будете так остро переживать предательство.
Наклонившись, она чмокнула Харриет в щеку и вышла из комнаты.
Закрыв лицо руками, Харриет вспоминала каждое слово и каждый жест, которыми они обменялись с Раулем Бове. Она приняла желаемое за действительное? Кусочек льда вонзился ей в сердце, а глаза наполнились страданием. Рауль никогда не говорил, что любит ее, никогда не говорил, что хочет, чтобы она стала его женой, а она думала, что слова просто не нужны, Рауль целовал ее, и она ему отвечала. Харриет подошла к темному балкону. Она построила замок мечты, поверив, что ее любят и лелеют. Первым признаком того, что это не так, было странное поведение Рауля, когда, прибыв в Хартум, он объявил, что у него есть более важное дело, чем провожать ее в консульство. Так что же, этим делом была встреча с темноглазой смуглой рабыней, которая вызывала интерес у всего Хартума?
— Нет, — едва слышно прошептала Харриет. — Нет, нет. Этого не может быть!
Она вспомнила Бербер, резиденцию паши и то, как Рауль, чтобы защитить ее репутацию, представил ее своей кузиной. Еще тогда в течение нескольких безумных мгновений ей казалось, что он собирался объявить ее своей невестой. Но он этого не сделал и, если верить леди Крейл, никогда этого не сделает.
Раздался тихий стук в дверь, и вошла Джейли.
— Я пришла помочь вам раздеться, — робко сказала она.
Механически повернувшись, Харриет позволила Джейли расстегнуть ей пуговицы платья, и когда розовая тафта соскользнула с ее плеч, перешагнула через тонкую ткань, не оглянувшись назад.
— Леди Крейл просила меня дать вам успокоительный порошок. — Джейли подошла к низкому столику, на котором оставила стакан. — Он поможет вам уснуть.
