мисс Латимер по-дружески, а теперь она отказывается разговаривать со мной.
— Вам незачем было приходить сюда, ведь вы убедились, что она благополучно прибыла. Она благодарна, что вы ее защищали, и положим конец этому делу.
— Привет, Бове, — дружелюбно поздоровался Себастьян, входя и не замечая накалившейся атмосферы. — Уолтер говорит, что мы готовы отправиться через несколько дней. — Он жестом указал круглоглазому слуге на красиво перевязанную шляпную коробку: — Отнесите это мисс Латимер с моими наилучшими пожеланиями. Я проделал адскую работу, чтобы раздобыть это. В Хартуме не так уж много модисток.
— Обстоятельства изменились, мистер Бове, — продолжила леди Крейл, пристально глядя Раулю в глаза. — Не сомневаюсь, вы понимаете.
— Прекрасно понимаю, — отрывисто бросил Рауль, переведя взгляд с Себастьяна Крейла на шляпную коробку, и устремился к двери, заставив молодого человека быстро попятиться, чтобы не оказаться сбитым с ног.
— Мисс Латимер — дочь миссионера, — неожиданно обратилась к Себастьяну мать, едва он успел твердо стать на ноги. — Буду благодарна, если ты станешь соответственно относиться к ней. Дарить шляпу совершенно неуместно.
Леди Крейл быстро прошла мимо сына к кабинету консула. Положение стало совершенно невозможным. Христианский долг был исполнен, и дальше можно было не продолжать. Среди жителей Хартума должен быть кто-то, кто отправлялся бы в Каир, кто-то, кто мог проводить мисс Харриет Латимер подальше от британского консульства, подальше от Рауля Бове с его непереносимой грубостью, подальше от ее сына с его опасной влюбленностью.
Харриет все еще так сильно дрожала, что ей пришлось зажать руки в коленях, когда леди Крейл грозно появилась перед ней с намерением излить на девушку свой гнев: безусловно, отвратительных сцен ни на торговой площади, ни в консульстве не было бы, если бы не присутствие Харриет. Однако маленькое бледное личико с огромными страдальческими глазами смягчило ее сердце. Девушка вела себя глупо, но она много выстрадала. Сначала ужасная смерть отца, а потом несчастье быть спасенной мужчиной, который слыл известным похитителем сердец.
— Думаю, вы согласитесь со мной, что для вас будет лучше всего при первой же возможности уехать в Каир, — тихо заговорила леди Крейл.
Харриет молча кивнула.
— В настоящее время в Хартуме всего тридцать европейцев, и я в ближайшие несколько дней выясню, возвращается ли кто-нибудь в Каир, и если да, то кто именно. Если нет, то дождемся возвращения моего мужа, и он, несомненно, распорядится, чтобы его помощник проводил вас.
— Спасибо, — поблагодарила Харриет низким, глухим от сдерживаемых слез голосом.
— Теперь вы сами убедились, что мистер Бове ведет себя не по-джентльменски, — с сочувствием сказала леди Крейл. — Я молюсь, чтобы вы выбросили из головы все мысли о нем. Не сомневаюсь, вернувшись в Англию, вы скоро выйдете замуж. Возможно, за священнослужителя…
При мысли о преподобном Марче Эллинсоне Харриет покачала головой, и ее пронзила такая острая боль, что ей пришлось собрать все силы, чтобы не разрыдаться.
Леди Крейл, ошибочно приняв ее молчание за согласие, с облегчением вздохнула и вышла из комнаты. Она решила, что обратится к Хьюберту Пеннифаксу. Будучи большим любителем охоты, он регулярно предпринимал дальние путешествия на побережье, перевозя слоновую кость и живых животных для европейских зверинцев.
У Харриет стучало в висках. Приступ ярости, охвативший ее, когда Рауль сжал ей запястье, как сжимал своей девушке-рабыне, сменился полной опустошенностью. Она медленно вышла на балкон. Вдали сливались воды Белого и Голубого Нила и шириной в милю плавно текли на север. Ее отец надеялся найти исток реки, доктор Уолтер и Себастьян Крейл отправляются с той же целью, и ей очень захотелось присоединиться к ним. Доктору и Себастьяну не нужно было возвращаться в Англию к замкнутому существованию; мужчины — они могли делать то, что им хочется. Пустыня, раскинувшаяся в абсолютном безмолвии за пределами города, когда-то была ее врагом, а сейчас Харриет чувствовала постоянную тягу к ней и к тому, что лежало за ней, — к Африке, стране загадок и легенд.
Харриет понимала, что не может оставаться в Хартуме. Ее поведение оскорбило леди Крейл, и хотя та говорила с ней исключительно по-доброму, Харриет знала, что их отношения безвозвратно испорчены. Через несколько недель, а возможно, дней, ее проводят в Каир, а затем ей предстоит долгая дорога в Англию и Челтнем. Но Харриет просто не могла вернуться к прежнему существованию: тем более теперь, после того как она пережила здесь опасности и у нее пробудился интерес к этому почти не исследованному континенту.
Харриет стояла так долго, что уже начали опускаться сумерки, и размышляла: она не обязана возвращаться в Англию, леди Крейл не является ее законным опекуном и не может заставить ее это сделать. Она должна сделать то, что давно собиралась сделать, решила Харриет. Она должна продолжить путь на юг в неисследованные земли и найти легендарные истоки Нила; только вместо нежно любимого отца ее спутниками будут доктор Уолтер и Себастьян Крейл.
Харриет принялась ходить по комнате, ее мысли отчаянно работали, а решимость все больше крепла. Ее разбитое сердце нельзя склеить возвращением в Англию и браком с человеком, которого леди Крейл считала бы подходящим. Харриет уже отдала свое сердце и не может забрать его обратно, но боль, которая в нем осталась, можно облегчить. Опасности, безусловно, сотрут мучительные воспоминания о Рауле Бове. Леди Крейл придет в ужас, но она не подопечная леди Крейл. Ее жизнь принадлежит только ей, она может делать с ней все, что ей хочется. И в этой жизни нет места возвращению в Челтнем с его зелеными лужайками и душистыми розами. Вместо этого она отправится на юг к подножию покрытого снегами Килиманджаро.
К большому огорчению Себастьяна, Харриет обедала одна у себя в комнате, а на следующий день изъявила желание снова увидеться с Уолтером, и леди Крейл, решив, что Харриет хочет продолжить знакомство с Магдалиной, охотно согласилась.
— Дорогая мисс Латимер, какой приятный сюрприз! Стаканчик хереса? Сок лайма? Финики?
— Стакан сока лайма, пожалуйста, — ответила Харриет, с удовольствием отметив отсутствие Магдалины.
Слуги засуетились, готовя напитки и лакомства, а мистер Уолтер проводил ее в свой заставленный мебелью кабинет.
— У нас совсем мало времени. — Доктор Уолтер убрал с кресла секстант и барометр, чтобы Харриет могла сесть, а потом, убрав подзорную трубу и хронометр с другого кресла, тоже сел. — Наша экспедиция отбывает в пятницу. Только представьте себе это, мисс Латимер! После года планирования мы наконец-то отплываем!
— Именно о вашей экспедиции я и хотела поговорить, — сказала Харриет, отпив глоток сока.
— Она сделает меня величайшим исследователем века. — Доктор Уолтер, сам того не подозревая, повторил слова, которые Харриет слышала из уст отца, и его круглое лицо просияло от восторга. — Вот карта. — Он отодвинул в сторону стопку бумаг и развернул на столе огромную карту. — Вот здесь Хартум, — коротким пухлым пальцем он ткнул в точку, где встречались две тонкие голубые линии. — Вот Гондокоро. — Его палец сместился к югу. — Это самая дальняя южная точка, достигнутая за множество попыток найти исток Нила. — Он снял очки и принялся усердно протирать их. — После Гондокоро оба Нила несутся через пороги, препятствуя любому дальнейшему продвижению.
— Но вы все же собираетесь пройти дальше?
— О да. Да. Мы берем с собой быков и мулов. Мы будем двигаться по суше, пока река снова не станет судоходной.
— Гондокоро — это город? — поинтересовалась Харриет.
— Несколько лет назад австрийские священники основали там миссию, но умерли от болезней, — ответил доктор Уолтер, отрицательно покачав головой. — Сомневаюсь, что у них был хотя бы один новообращенный. Лишь некоторые рабы заплывают так далеко на юг — самые отчаянные и бесстрашные. Теперь там нет почти ничего, кроме названия, да и оно известно лишь немногим. Гондокоро лежит за пределами цивилизации, и я еще никогда не встречал человека, который бы побывал там и вернулся.
