Татищевский антропологизм оригинально преломился в его классификации наук, которая не имеет аналогов в истории философии. Он исходил из 'морального' разделения, выделяя науки 'нужные', 'полезные'; 'щегольские' (или 'увеселяющие'); 'любопытные' (или 'тщетные') и 'вредительные'. К первой группе относятся 'речение' (язык), 'домоводство' (экономика), медицина, юриспруденция, логика и богословие. Относительно последней сказано: 'Что же свойств или обстоятельств Божиих касается, то наш ум не в состоянии о том внятно разуметь, да и нужды нет, ибо довольно, что я знаю и верю его быть всех вещей Творца...'. Полезные науки суть те, которые прежде всего связаны с определенным родом занятий человека и поэтому подразделяются по профессиональному признаку; к ним принадлежит грамматика, иностранные языки, математика, история, география, ботаника и т.д. Сфера щегольских наук охватывает такие знания, как поэзия, музыка, живопись, танцы, вольтежирование. Татищев причислял эти науки к обычным ремеслам и замечал, что 'знаменование же во всех ремеслах есть нуждно'. Зато совершенно бесполезны человеку любопытные, или тщетные, науки (астрология, алхимия, хиромантия и проч.) и тем более вредительные (некромантия, чернокнижество). За занятия ими должны быть установлены телесные наказания.
'Филозофию' Татищев рассматривал в качестве высшей науки, науки наук, в которой синтезируется истинное знание. Она 'не токмо полезна, но и нуждна' вере, и запрещающие философию либо сами невежды, либо подобно 'злоковарным церковнослужителям' сознательно стремятся удержать в невежестве и раболепстве народ.
2. Классический период становления русского материализма связан с именем
74
правде спорить, и тем самым открыл дорогу к вольному философствованию и к вящему наук приращению'. Позднее, в письме к Л. Эйлеру, характеризуя лейбнице-вольфовскую философию, он снисходительно заявлял: 'Хотя я твердо убежден, что это мистическое учение должно быть до основания уничтожено моими доказательствами, но я боюсь опечалить старость мужу (X. Вольфу.-
Тем не менее Ломоносов продолжал оставаться мыслителем-деистом, исповедующим теорию двойственной истины. Его привлекала методология древних отцов церкви - каппадокийцев, строго различавших творения и Творца, Бога и природу. 'Создатель, - писал он, - дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величество, в другой Свою волю. Первая - видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его зданий, признал божественное всемогущество, по мере себе дарованного понятия. Вторая книга - Священное писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению'. Мир веры и мир знания охватывают собственные сферы, не противореча и не мешая друг другу. 'Обои обще удостоверяют нас не токмо о бытии Божием, но и о несказанных к нам Его благодеяниях. Грех всевать между ними плевелы и раздоры'. В учении Ломоносова секуляризация науки, мирских знаний достигала своего высшего предела, и это открывало путь развитию материалистического мировоззрения.
Русский мыслитель не сводил познание природы к чисто эмпирической систематизации объектов и явлений внешней действительности; он шел от теории, логического обобщения, которое позволяло строить философию природы. Его прежде всего привлекала проблема материи. В этом сказалось влияние картезианства. Однако предложенное им определение философской универсалии лишено подражательности: 'Материя есть то, из чего состоит тело и от чего зависит его сущность'. Ломоносову удалось избежать отождествления материи и вещества, сведения материи к телесности, составлявшего базис натурфилософских построений западноевропейских мыслителей ХVII-ХVIII вв.
По мнению Ломоносова, именно материей обусловливается 'все, что есть и происходит в телах'. Он различал два вида материи: 'собственную' и 'постороннюю'. 'Материя собственная есть та, из которой состоит тело, а посторонней называется та, которая наполняет промежутки тела, не заполненные собственной материей'. Никакого абсолютно пустого пространства не существует: мир заполнен целиком и представляет собой сочетание двух родов материи. Все изменения, происходящие в мире, связаны с процессами движения материи. Оно возможно потому, что тела обладают 'порами', которые могут заполняться посторонней материей. Движение сводится к простому перемещению тел в пространстве: '...как все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так, ежели где убудет
75
несколько материи, то умножится в другом месте...'1. В целом материя вечна и неуничтожима; она всегда остается в пределах собственного наличного бытия. Для Ломоносова это означало, что мир самодостаточен и не нуждается в божественном вмешательстве. Природа изначально сотворена во всей своей необходимой полноте и действует на основании естественных законов. Она совершенно проста, но 'тем паче всего удивительна, что в простоте своей многохитростна и от малого числа причин произносит неисчислимые образы свойств, перемен и явлений'. Ломоносов производил гносеологическую секуляризацию 'натуральных правд', т.е. природознания, упрочивая предпосылки развития русского материализма.
3. Разработанные Ломоносовым принципы естественнонаучного материализма оказали глубокое влияние на философские искания А.Н. Радищева. Написанный им в ссылке трактат 'О человеке, о его смертности и бессмертии' (1792) произвел поистине 'сократический переворот' в русской философии: как Ломоносов обособил, отделил от теологии натурфилософию, а просветители екатерининской эпохи развили социологическое направление, так Радищев отпочковал от общества, поставил рядом с ним человека, создал уникальнейшую традицию русской философской антропологии.
Свою задачу мыслитель формулировал так: 'Обратим взор наш на человека; рассмотрим самих себя; проникнем оком любопытным во внутренность нашу и потщимся из того, что мы есть, определить или, по крайней мере, угадать, что мы будем или быть можем...'. Мысль Радищева устремлена на постижение будущности человека, однако он не связывал себя ни с какой односторонней тенденцией - ни религиозной,
