упоминаний о том, что и знатные люди, и короли нередко выступали в качестве певцов: так рассказывают о св. Дунстане и Альдхельме, об Альфреде Великом
и многих других. Исполнение песен не считалось чем-то постыдным, недостойным знатного или просто благочестивого человека. Напротив, умение в звучных стихах поведать о прошлом — свидетельство мудрости, знаний, богоизбранности. Не случайно так часты изображения скопа на миниатюрах древнеанглийских рукописей, и даже библейские персонажи, например Давид, представлены с арфой в руках (39).
Как рассказывается в поэме «Видсид» — «Многостранствовавший», скоп часто переходил от одного правителя к другому, разнося славу и хулу по всему свету:
Так скитаются,
как судьба начертала, песносказители
по землям дальним, о невзгодах слагая слово,
о благих щедроподателях: и на севере, и на юге,
всюду найдется
в песнях искушенный,
не скупящийся на подношенья
державец, перед дружиной жаждущий упрочить
дела свои славословьем, покуда благо жизни
и свет он видит.
(Видсид, Ш—142)
Странствуя из королевства в королевство, исполняя песни при дворах правителей разных земель и народов, скоп вел рассказ о деяниях давно погибших властителей Эрманариха и Аттилы, о победах над чудовищами, великанами и драконами, грозившими гибелью их соплеменникам, отважных и могучих героев — Беовульфа, Сигмунда. Жажда битвы звучала в его сказаниях о распрях и кровопролитных сражениях между данами и ютами, гуннами и бургундами, геатами и свеями, и неважно было, что нет уже на свете многих из этих племен. Они населяли эпический мир англосаксонского скопа и его слушателей и в нем обретали новую полнокровную жизнь.
Были и новые песни у скопа — песни, рожденные христианством:
...там арфа пела
и голос ясный песносказителя,
что преданье повел от начала,
от миротворенья; пел он о том,
как Создатель устроил сушу—равнину,
омытую морем,
о том, как Зиждитель
упрочил солнце и месяц на небе,
дабы светили всем земнородным,
и как Он украсил зеленью земли,
и как наделил Он жизнью тварей,
что дышат и движутся.
(Беовульф, 89—98) 61
Были и печальные песни — о герое, отторгнутом от мира, в котором он жил и которому остались лишь воспоминания о минувшем счастье в кругу друзей за пиршественным столом. Весь этот разнообразный по истокам, сюжетике и настроениям материал объединял в своей памяти дружинный певец.
Цельность эпического фонда англосаксов зиждилась, с одной стороны, на единстве всеобъемлющего образа мира, созданного художественным переосмыслением действительности в сознании многих поколений скопов, с другой — на общей системе стихосложения с традиционным комплексом поэтических средств и приемов29. Имелся выработанный веками набор метафор, сравнений, стереотипных описаний, которые могли использоваться в самых различных произведениях30. Память скопа услужливо подсказывала ему слова и выражения, которые следует употребить при рассказе о той или иной ситуации, при описании определенного события, независимо от того, происходит ли оно с христианским святым, Беовульфом, великаном Гренде-лем или языческим правителем.
Вот, например, скоп живописует сражение, ожесточенное и кровопролитное. Не прибегая к его подробному описанию, он говорит лишь о воронах и волках, насыщающихся на поле брани31. Этот условный «типовой» образ вбирает в себя все множество возможных значений и их нюансов и, лишенный конкретности, применим к характеристике битвы в любой стране и в любое время:
...рать побита
гордая возле города, кого-то ворон унес
через пучину высокую,
кого-то волчина серый растерзал по смерти...
(Скиталец, с. 79—83)
На поле павших
лишь мрачноперый черный ворон
клюет мертвечину клювом остреным,
трупы терзает
угрюмокрылый
орел белохвостый,
войностервятник,
со зверем серым,
с волчиной из чащи.
(Битва при Брунанбурге,
Птицы битвы кричали, падалью сытые — в росе оперение,—• кружили над трупами жаждущие сражения. Волки в ярости, мрачные звери боя, во мраке пели песнь погребальную войску вослед...
60—65)
(Исход, 162—166, перевод автора)
Стереотипность средств выражения наряду с единой системой стилистических приемов (повторов, нанизывания синонимов и т. д.) создавала единство поэтической ткани различных по характеру и сюжетам памятников, скрепляла героический мир англосаксонского эпоса. Имеете с тем единство поэтики эпических произведений не может скрыть разнообразия их видов. Развитие художественного сознания как результат начавшейся дифференциации отдельных сторон общественного сознания в целом, с одной стороны, и влияние христианской словесности с ее осознанными и теоретически осмысленными литературными формами — с другой, вели к постепенному усложнению и расслоению эпической словесности, к появлению новых повествовательных видов. Этот процесс, вероятно, шел постепенно, медленно. Но мы ничего не знаем о нем. Известен лишь его итог — в VIII—X вв. на английской почве создано множество эпических памятников различной тематики, отражающих различные стороны жизни, в различной степени подвергшихся влиянию христианского мировоззрения и литературы.
Каковы же типы этих произведений, можно ли их считать самостоятельными жанрами эпической словесности, что позволяет вычленить их?
Наиболее очевидный признак, на основании которого обычно выделяются отдельные группы памятников,— сюжет и его ориентация на отражение определенного круга событий и явлений32. Так, в поэмах, причисляемых к героическому эпосу, центральное место занимают борьба с чудовищами, племенные распри и войны. Содержание небольших по объему стихотворений, обычно называемых героическими элегиями,— психологическое состояние человека, потерявшего своего господина и близких и остро ощущающего свое одиночество. Религиозный эпос представляет собой обработку сюжетов библейских легенд и житий святых. Исторические песни посвящены поэтическому рассказу о реально происходивших событиях. Разграничение тем и сюжетов влечет за собой ряд других существенных признаков, совокупность которых и позволяет рассматривать выделенные группы как самостоятельные жанры в системе
