войти. Нам нужно поговорить.
Я встала, накинула халат поверх своей шелковой рубашки, после чего открыла дверь. Мой отец быстро ворвался внутрь, его взгляд тщательно осмотрел все вокруг, что она была намного меньшим, бледно зеленым и более женственным вариантом спальни Влада.
— Где он? — спросил он без предисловий.
— Пытает пламенем вражеского солдата, захваченного им сегодня, — ответила я с той же резкостью.
— И ради этого человека, ты рискуешь жизнью?
У Хью Далтона был закаленный выдержанный взгляд, которым не могли овладеть в идеале даже вампиры на сто лет старше его, и он обратил его на меня в полную силу. Но я не отскочила.
— Нет, я рискую собой ради себя, Марти, и хорошего мальчика, который помог спасти меня недавно, а затем его убил тот же вампир, которого я пытаюсь найти, — ответила я спокойно.
Он повернулся ко мне полукругом и начал ходить в нескольких шагах от меня, его хромота делала шаг короче и менее изящней, чем в его бывшие военные годы с точными движениями.
— Понимаю, ты ненавидишь меня, — заявил он, сжав челюсти, когда он с болью взглянул в мою сторону. — Я не твоя мать и я должен был быть с тобой после той аварии. Я… часть меня обвиняла тебя. Ты должна была узнать об этом, после прикосновения ко мне, но в глубине души, у меня никогда не возникало вопроса о том, кто на самом деле был виноват в ее уходе и последующей смерти. Это был я. Поэтому, пожалуйста, хоть Марти и был лучшим для тебя отцом, чем я, не подвергай себя опасности с этими вампирами, пытаясь спасти его. Накажи меня, я это заслуживаю. Но не подвергай себя еще большей опасности, чем итак уже есть.
Эта правда была известна нам обоим в течении многих лет, но мы никогда не говорили о ней и теперь, когда эти слова, наконец, повисли в воздухе, я почувствовала, как их вес внутри меня обрел легкость. Я сказала Владу, что говорить о страшном грехе моего отца было слишком болезненным, но я не понимала, что эта рана все это время кровоточила, а я лишь игнорировала ее. Видение, которое я не позволяла видеть себе, вскочило перед моим взором, словно ролик из фильма: мы вчетвером собирали ракушки вдоль берега в Вирджинии, мой отец тогда находился с нами рядом в Вашингтоне, а Гретхен было лишь восемь, она упала на песок, когда я учила ее делать колесо. Мой папа схватил нас и вращал вокруг себя, пока мы не стали кричать от радости, в то время как мама со смехом упрекнула его, чтобы он поставил нас на землю, пока у нас не закружилась голова.
Счастливая семья, которой мы когда-то были, разлетелась на куски, но сломанную вещь все еще можно было исцелить. Я была тому подтверждением.
— Мы оба виноваты, — сказала я, мой голос охрип от боли воспоминаний. — Но если бы мама была здесь, она сказала бы нам то, что уже говорила. Она говорила, что нет ничего важнее, чем слитность семьи, и я хочу послушаться ее теперь, хоть и не сделала этого в свое время.
Он схватил меня, притягивая к себе, несмотря на ток, заставляющий его содрогнуться. Его трость упала на пол, когда он обнял меня, прижимая мою голову к своему плечу, также как он делал тогда, когда я была еще маленькой девочкой. Я обняла его в ответ, держа в стороне свою правую руку, поскольку я не легла спать в своих перчатках. Я так давно не обнимала своего отца, его аромат из смеси Олд Спайса и лосьона после бриться все также остался прежним, из-за чего казалось, что годы отчуждения растворились в одном лишь месяце.
Затем я мягко оттолкнула его и указала на его поврежденную ногу.
— Когда твой конвой взорвался от бомбы, и ты был ранен в колено, ты все равно пополз к оставшимся в живых и прикрыл их огнем, — на моем лице промелькнула улыбка. — Я собираюсь тоже сделать и с Владом, взглянув на вампиров, которые схватили Марти, но это не потому, что я думаю, будто он был мне лучшим отцом, чем ты. Это потому, что я дочь человека, который отказался покинуть людей, за которых он чувствовал себя ответственным, даже будучи один против огневого превосходства, с кровоточащей раной и в состоянии лишь ползать.
— Бооже, ты упряма, как и твоя мать, — сказал он голосом, треснувшим от волнения. Я засмеялась, хоть мой взор и размылся от слез. Вина сделала воспоминания о матери болезненными, но теперь я чувствовала, что вспоминаю разные характерные черты ее личности.
— Она была ведь упряма, не так ли?
Мой отец открыл рот, собираясь ответить, но тут в комнату вошел Влад. Казалось, он не удивился, увидев тут моего отца. Думаю, он слышал наш разговор, пока шел сюда.
Отец поднял свою трость и выпрямился во все свои шесть футов в высоту. Затем он посмотрел на Влада с такой интенсивностью, что большинство людей заставило бы извиваться.
— Мне все равно, кто или что ты есть. Ты не в состоянии защитить ее, используя ее в качестве прибора наведения на врагов, и я найду способ убить тебя.
Жестокость Хью Далтона была эквивалентна угрозе домашней кошки бенгальскому тигру. К его чести, Влад не рассмеялся и не выдавил одну из своих очаровательно смертоносных улыбок.
— О, я всегда защищаю то, что мое, — ответил он, и его тон заставил меня подумать, что он говорил и со мной тоже.
Мой отец посмотрел на меня, вздохнул так же решительно, словно сказал, что он решительно не одобряет эту связь, и оставил нас, со всей этой солью и перцем и с поднятой головой, хоть все остальная часть его тела и не стояла прямо. Я закрыла за ним дверь, но подождала, прежде чем обернуться, не уверенная, закончилось ли одно из моих противостояний только лишь для того, чтобы начаться другому.
— Уже готов? — спросила я нейтрально.
— Я да. Другие нет, — прозвучал его ответ. Последовал скользящий шум, затем секунду спустя, раздалось шипение воды.
Я обернулась. Его одежда и обувь лежали в кучке на полу, сам он был в душе. Он не удосужился включить свет, но дверь была открыта, он неспроста выбрал душ в моей комнате. Не в своей. От Влада, это было все равно, что официальное предложение присоединится к нему.
Я не должна была. Разумным шагом было бы вернуться в постель и лечь спать, блокируя все вопросы в этом отношении, но я пошла в ванную, включая свет. Стеклянная дверь душа ничего не скрыла от моего взора.
Голова Влада была прямо под брызгами, его темно-коричневый волосы были подобно шлюзу от воды. Красные ручейки превращались в розовые, а затем побежали также ясно, как кровь, которой была пропитана его одежда. Судя по его тугим соскам, вода была холодной, но от него исходил пар, когда она достигала его. Его тело было еще более соблазнительным с блестящей влажностью выделяющей каждую частичку его полого тела и выпуклости. Его длинные мускулистые ноги туго сжимались в заднице, похожей на две близняшки горы, на которую я практически не смела смотреть. Пока он не взял мыло и не стал растирать по себе пену. Белая пена цеплялась его мускулистых рук, оставаясь на его широких плечах, скатываясь по его заманчивой темной дорожке на животе, и затем замирая на ярко выраженных волосках его паха.
Мой взгляд остался там, и тогда когда он начал намыливать свою плоть, которая вздымалась и уплотнялась под его рукой, в моей сущности раздалось сладостное биение. Бурлящая мужественность Влада могла сравниться лишь с его невероятной силой, и хоть обе они выходили за пределы моей лиги, меня тянуло к нему, как пресловутую моль к пламени. Не осмысленно, я выскользнула из своей одежды, а затем и своей ночной рубашки.
Когда я встретилась с ним взглядом, они были ярко-зеленными и хищными, по мне пробежала дрожь, не имеющая ничего общего с холодом в комнате. Я никогда не видела, чтобы кто-то смотрел на меня так, как это делал он. Как будто он уже получил мое тело и душу, и я была единственной, кто этого все еще не понял. Двигаясь словно во сне, я вошла в душ, задыхаясь, когда он притянул меня к себе. Вода была
