конспирации притворились уличными уборщиками мусора. Пожалуй, единственное, что всё же могло выдавать в остальном вполне естественно действовавших полицейских, были спортивная осанка и пружинистая походка людей, знающих, что от физической формы напрямую зависит жизнь и их самих, и товарищей по оружию.
Неизвестно, заметил ли эти особенности объект ночной охоты. «Бродяги» дружелюбно поприветствовали его и отвлекли внимание от «мусорщиков». Последние, неожиданно и бесшумно приблизившись сзади, виртуозно заломили ему за спину руки и попытались надеть наручники. И тут произошло нечто совершенно неожиданное. С виду тщедушный «хиппи», предположительно измученный тяготами жизни на улице, медленно, как цирковой силач, развёл руки так, что нападавшие оказались практически висящими на них. Они немало удивились не только физической силе подозреваемого, но и тому, что на его лице не было и следа гнева или страха. Он выглядел так, как будто ждал их появления. Казалось, что хотя «хиппи» и не испытывал особого восторга, он всё же не собирался устраивать сцен.
— Стойте! — твёрдо сказал он звучным и одновременно приятным голосом. — Я и так пойду с вами!
Но в этот момент не ожидавшие подобного поворота событий «бродяги» запаниковали и попытались прийти на помощь «мусорщикам», прыгнув на спину террориста. Тот как-то плавно повёл плечами и без видимого напряжения стряхнул с себя четверых мускулистых амбалов. Те, бряцая оружием и роняя наручники, разлетелись в стороны. При этом один из них влетел в витрину супермаркета. Раздался звон разбитого стекла, заверещал сигнал сработавшей сигнализации. В этот момент на месте происшествия появились первые зеваки — из числа тех бездомных, с которыми объект внимания спецслужб познакомился во время своего недолгого пребывания в лондонском Сити. Увидев, что немного ненормальный, но ужасно симпатичный и всегда готовый помочь Странник подвергается нападению незнакомцев, один из подошедших истошно закричал: «А-а-а!». Разогнавшись, он ринулся на не ожидавшего подобного поворота событий полицейского, приходившего в себя после столкновения с башнеподобным почтовым ящиком. Разумеется, если бы не фактор неожиданности, бомж не успел бы даже приблизиться к мастерам рукопашного боя, каковыми, несомненно, являлись члены группы захвата. Но ему повезло, и в возникшей суматохе бродяга смог одним удачным движением отрезать ухо оглушённого спецназовца самодельным, но очень острым ножом. Потерявший ухо полицейский наконец пришёл в себя и заорал благим матом, пытаясь зажать рукою рану, из которой обильно текла тёмная в свете уличных фонарей кровь. Это зрелище, разумеется, расстроило его товарищей, и они приготовились дать неожиданным помощникам подозреваемого достойный отпор. В их руках появились устрашающего вида боевые кинжалы и пистолеты с глушителями. Один из спецназовцев достал полицейский значок и громко скомандовал: «Полиция! Бросьте оружие и поднимите руки!» Бродяги несколько умерили свой пыл, но не собирались бросать ножи и разбегаться, пока их товарищ оставался в опасности. Из-за угла, визжа шинами на поворотах, появился фургон со спешащим на место происшествия полицейским резервом. Словом, простая, казалось бы, операция грозила принять масштаб нешуточного столкновения. И в этот драматичный момент вновь раздался голос Учителя:
— Стойте! Опомнитесь! — обратился он к полицейским. — С чего вы взяли, что я бандит и убийца? Я же сказал, что пойду с вами! Друзья мои, — тут он повернулся к пришедшим ему на помощь бомжам, — не опускайтесь до насилия даже во имя благой цели!
Убедившись в том, что его слова на какое-то время отвлекли участников противостояния от дальнейших насильственных действий по отношению друг к другу, он подошёл к пострадавшему полицейскому, поднял с мостовой кровавый ошмёток, минуту назад бывший его ухом, и, положив тому на плечо жилистую ладонь, мягко сказал:
— Добрый человек, позволь мне помочь тебе!
Тот, несмотря на шок и вполне понятный страх, всё же жестом одной руки остановил готовых броситься на «хиппи» товарищей по оружию и медленно отвёл другую от кровоточащей раны. Учитель осторожно приложил ухо туда, где оно было раньше, и тихонько попросил пострадавшего:
— Потерпи, брат мой!
Тот замычал от боли, а в области ранения вдруг появилось яркое желтоватое свечение. Все присутствовавшие невольно открыли рты и, не двигаясь, смотрели на чудо. Через минуту «хиппи» отвёл свою руку: ухо полицейского было на месте, и о недавнем увечье напоминали лишь следы засыхающей крови. Один из бродяг невольно охнул.
— Ведите меня в тюрьму! — нарушил молчание чудотворец в потёртых джинсах и дерюжной рубахе. — Я готов!
Стражи порядка подошли к нему с некоторым сомнением. Переглянувшись, они решили не надевать на него наручники. Вместо этого они мягко взяли бродягу под руки и повели к фургону, возле открытых дверей которого молча и недвижимо стояли одетые в штурмовые костюмы коллеги из резерва с автоматами в руках. Ни у кого не возникло и мысли попытаться задержать вступившихся за «хиппи» бродяг. Один из бомжей вдруг встал на колени и крикнул:
— Учитель, вернёшься ли ты к нам?
Тот, перед тем как исчезнуть в чреве фургона, на секунду обернулся и, улыбнувшись своей обезоруживающей улыбкой, сказал:
— Да, друзья мои, я всегда ухожу, но и всегда возвращаюсь!
Помимо магазинов, пивных заведений, музея восковых фигур и колеса обозрения, в Лондоне есть немало мест, которые предлагают для пытливых умов более достойные развлечения. Разумеется, в первую очередь к ним относятся сказочно богатые экспозиции его музеев. Музеи эти предлагают вниманию холодных англичан, горячих испанцев, вдумчивых немцев и застенчивых русских картины давно умерших и ещё живущих художников, работы выдающихся скульпторов, разрезанную пополам корову в формальдегиде, смешные композиции из чучел убитых животных, бриллианты Её Величества Королевы и многое, многое другое. Не знаю, как вы, мой дорогой читатель, но автор сей книги, посещая этот интереснейший мегаполис, всегда пытается найти время для очередного визита в Британский музей. Конечно, как поклонник истории, он не может не понимать главной причины, по которой египетские мумии, китайские вазы или индийские статуи оказались в огромном здании столь любимого мною хранилища человеческих достижений. Причина эта, увы, заключается в том, что всё это было когда-то без особых церемоний и разрешений изъято у тех или иных народов в ходе очередной экспедиции британской армии, посланной усмирять несогласных с просветительской миссией английской нации и планами её капиталистов. С другой стороны, нельзя не задать и вопрос, хотя бы частично оправдывающий подобное наплевательское отношение к чужой собственности. Что могло бы случиться с ныне бережно хранящимися там артефактами, если бы они никогда так и не покинули свою историческую родину? Мумии вполне могли просто сгнить, китайские вазы побили бы хунвэйбины в ходе «культурной революции», а буддийские скульптуры оказались бы взорванными исламскими террористами, неправильно понявшими заветы Пророка. Словом, может, оно и лучше, что мумии, вазы и статуи по-прежнему хранятся под высокими и сумрачными сводами огромного здания на Грейт-Рассел-стрит. В свою очередь, одной из достопримечательностей Музея являются не только указанные выше творения рук человеческих, но и многие тысячи книг, порождённых человеческим разумом. Недаром в увенчанный куполом круглый читальный зал его библиотеки в разное время захаживали самые разнообразные исторические персонажи. За его старомодными столами сидели многие знаменитости, включая Карла Маркса и Владимира Ленина. Иногда все эти деятели истории, прочитав одни и те же книги, делали абсолютно противоположные выводы. Разумеется, в наши дни и весь Музей, и его библиотека претерпели некоторые изменения. Здесь появились торгующие ширпотребом лавчонки и кафе, предлагающие минимальный выбор съестного по заоблачным даже для Лондона ценам.
В одном из таких заведений поблизости от библиотеки, за столом из яркого дешёвого пластика, в разгар описываемых нами событий сидели мужчина и женщина. Безусловно, именно женщина привлекала к себе внимание тех, чей взгляд случайно падал на эту пару. Она была удивительно красива — с длинными стройными ногами, смугловатой, как будто светящейся изнутри кожей, огромными тёмно-серыми глазами и короткими каштановыми волосами. Многие задерживали на ней взгляд не только из-за её чрезвычайной привлекательности, но и из-за некоторого контраста между молодостью (ей было не более тридцати) и тем, как она была одета, — в строгий брючный костюм тёмных тонов. Такой скорее носила бы профессор
