положение. Он считает, что обладает огромным превосходством над другими. Полагаю, нам следует рассказать ему о тех смертных случаях, причиною которых он стал. Я полагаю, ему бы следовало узнать побольше о своем прошлом.
— Да-да, но как вам должно быть хорошо известно, он сможет увидеть свое прошлое в Галерее Воспоминаний, — несколько раздраженно сказал председатель.
— Но, господин председатель, посещение Галереи Воспоминаний обычно следует позднее, а мы хотели бы, чтобы этот человек благоразумно выслушал нас сейчас, если этот молодой человек вообще способен быть благоразумным, — сказала она, бросив на Алджернона мрачный взгляд. — Я думаю, ему следовало бы получше узнать о своем нынешнем положении.
Председатель вздохнул, пожал плечами и сказал:
— Ну что ж, коль таково ваше желание, то мы изменим ход нашей процедуры. Поэтому я прошу, чтобы этого молодого человека сейчас же доставили в Галерею Воспоминаний. Может, тогда он поймет, почему нас отнюдь не восхищают его своеобразные убеждения.
Послышался шум отодвигаемых стульев, и члены комиссии поднялись со своих мест. И доктор тоже встал, пребывая в некотором смятении. Он сказал:
— Ну что же, Алджернон, ты сам напросился на это.
Алджернон с молчаливым негодованием окинул взглядом каждого из присутствующих и прошипел:
— Пусть так, но я не напрашивался приходить сюда. Не понимаю, из-за чего вся эта шумиха. Если я должен вернуться на Землю — так отправьте меня, да и дело с концом.
Председатель сказал:
— Сейчас мы проводим тебя в Галерею Воспоминаний. Находясь там, ты сможешь судить, превышаем ли мы свои полномочия, как тебе могло бы показаться, или, напротив, относимся к тебе снисходительно. Идем! — с этими словами он повернулся и повел присутствующих из огромного зала снова на улицу.
А там было так хорошо! Живая атмосфера, птицы и дружелюбные пчелы, которые с жужжанием пролетали мимо. Здесь не было кусачих и приставучих козявок, но были лишь те насекомые, которые радовали слух звуками, которые можно было бы назвать знакомой музыкой природы.
Председатель и другие члены Совета чинно шествовали впереди.
«Будто школьники на прогулке, — подумал Алджернон. — Что-то мне невесело от такой прогулки!»
Затем, бросив косой взгляд на доктора, он спросил:
— Вас приставили ко мне тюремным надзирателем?
Доктор ничего не ответил. Вместо этого он лишь еще крепче взял Алджернона за руку, и так, вместе, они проследовали дальше.
Вскоре они подошли к другому зданию. При виде него Алджернон воскликнул:
— О, Альберт-Холл![14] Неужто мы опять вернулись в Лондон?
Доктор рассмеялся. Это его действительно позабавило.
— Это не Альберт-Холл, — сказал он. — Обратите внимание на разницу в архитектуре. Эта Галерея ПРЕКРАСНА!
Вместе они вошли в Галерею. Как и говорил доктор, она действительно была прекрасна. Председатель вел их в дальнюю часть Галереи. Судя по времени, в течение которого они находились в пути, Алджернон догадался, что они сейчас были в самом центре здания. Вдруг открыли какую-то дверь, и на мгновение Алджернону стало трудно дышать. Он отскочил от двери с такой прытью, что натолкнулся на доктора, который рассмеялся и сказал:
— О нет, это не край Вселенной, и вы не упадете. Все совершенно нормально. Ну-ка успокойтесь! Ничего опасного не произойдет.
Председатель обернулся к Алджернону и сказал:
— Пройдите вперед, молодой человек, пройдите — вы узнаете, где следует остановиться. И будьте очень внимательны.
Какое-то мгновение Алджернон стоял как вкопанный, и впрямь опасаясь, что он споткнется о край Вселенной и растянется посреди звезд, что были сейчас у его ног. Вдруг, ощутив сильный толчок пониже спины, он двинулся вперед и, сделав шаг, понял, что уже не сможет остановиться.
Алджернон шел вперед, движимый какой-то неведомой силой, природа которой была ему непонятна. Постепенно тени становились все плотнее, пока наконец он не наткнулся на некую явную преграду. Он остановился и замер, хотя понимал, что опять действует вопреки своей воле. Он оглянулся по сторонам, пребывая в некотором замешательстве, и тут чей-то голос сказал: «Приступим». И опять, без всяких сознательных усилий со своей стороны, Алджернон подался вперед и прошел сквозь то, что казалось ему непреодолимой стеной. У него вдруг возникло жуткое, леденящее душу ощущение, будто он куда-то падает. Затем Алджернону показалось, будто его освободили от телесной, материальной оболочки. Откуда-то сверху он стал наблюдать за возникшей перед ним сценой. Вот кормилица прижимает к себе младенца, которого только что принесли от его матери. Какой-то свирепого вида джентльмен взглянул свысока на младенца, а затем, резким движением принявшись крутить свой ус, обратился к кормилице:
— Хм-м, отвратительное маленькое существо, не так ли? Он скорее напоминает мокрую крысу, чем того, кого, я надеюсь, можно будет назвать человеком. Ладно, нянька, заберите его.
Сцена закружилась вихрем, а затем Алджернон увидел себя в классной комнате, где с ним занимался репетитор. Алджернон увидел себя, строящего низкие и подлые каверзы своему наставнику, который не мог пожаловаться его отцу, поскольку тот был чрезвычайно деспотичным аристократом. Он считал наставников и гувернанток, как и всех работавших у него людей, своими холопами, которые, по его мнению, были недостойны даже его презрения. Алджернон с ужасом взирал на поступки, которые он некогда совершил и которые теперь заставляли его краснеть.
Затем появилась другая картина. Ему сейчас лет четырнадцать — как он сам определил — где-то между четырнадцатью и пятнадцатью. Он увидел себя, украдкой наблюдающего через щель дверного проема той части их фамильного дома, которая обычно была пустынна. Вот появилась хорошенькая молодая служанка, и Алджернон отпрянул назад. Но как только она прошла мимо двери, он выскочил из своего укрытия, обхватил рукой служанку за горло и поволок ее в комнату. Он быстро запер дверь на ключ и, все еще держа служанку за горло, чтобы она не кричала, сорвал с нее платье. Сейчас Алджернона бросило в жар при мысли о том, что он совершил.
И вот уже новая сцена. Он стоит в кабинете отца. Здесь же находится плачущая служанка. Отец Алджернона крутит усы и слушает то, что говорит ему девушка. Затем он смеется и резко говорит:
— Боже мой, женщина, неужто ты не понимаешь, что юный джентльмен интересуется вопросами секса. А ты думаешь, для чего мы тебя нанимали? Если тебя не устраивают подобные мелочи, то изволь убираться вон из моего дома!
Властным жестом он вскинул руку и ударил девушку по лицу. Она повернулась и рыдая выбежала из комнаты. Отец обратился к Алджернону и сказал:
— Х-мм! Так значит, она окропила тебя своей кровью, и теперь ты уже не девственник, а? Молодец. Так держать! Тебе нужно больше практиковаться. Я хочу увидеть множество своих внуков до того, как покину этот мир.
Сказав это, отец жестом позволил Алджернону удалиться.
Одна картина сменялась другой. Итон — студенты на реке занимаются греблей. Оксфорд, армия, солдаты выполняют упражнения, а затем — зарубежный поход. Война с бурами. Алджернон с ужасом всматривался в мелькавшие перед ним эпизоды. Он видел себя отдающим приказы своим солдатам и требующим расстрелять беззащитную перепуганную семью. Эти люди не сделали ничего плохого и были повинны лишь в том, что не понимали по-английски, поскольку говорили на языке африкаанс. Он видел тела, брошенные в придорожную канаву, и себя, жестоко смеявшегося в тот момент, когда юную девушку ударили штыком в живот и отшвырнули в сторону.
Картины шли чередой. Алджернон обливался холодным потом. Его тошнило, и ему сильно хотелось вырвать, но он не мог. Он видел общее число своих жертв: семьдесят, семьдесят четыре, семьдесят восемь. Семьдесят восемь смертей, а затем, в то самое время, когда он собирался убить свою семьдесят девятую жертву, другой человек — снайпер — вскочил и выстрелил в Алджернона, который после этого перестал
