они уже сидели за столом и обедали.
— Теперь мы поедем в больницу, и я свожу тебя в прозекторскую, а там, как говорится, будь что будет.
— А что, разве в прозекторскую пускают всех так запросто? — несколько изумленно спросил Алан.
Доктор Томпсон рассмеялся и сказал:
— Нет, что ты, не приведи Бог! Но меня там знают как специалиста. И потом, у меня когда-то был свой медицинский кабинет на Харли-Стрит, но я не терплю низкопоклонства и не смог терпеть всю тамошнюю грязь. Я совершенно не выношу этих старых матрон, которые уверены в том, что если они достаточно заплатят, то их немедленно вылечат. К тому же они смотрят на врача как на какую-то инфузорию, — добавил он, покончив с обедом.
Вскоре автомобиль подвез их к крыльцу больницы и остановился в том месте, где парковка была разрешена только врачам. Доктор Томпсон и Алан оставили машину и через парадный вход прошли в регистратуру. Здесь доктор обратился к одному из находившихся здесь санитаров:
— Я хочу поговорить с профессором Дромдэри-Дамбкофф.
Санитар обернулся к телефону и, подняв трубку, что-то сказал в нее.
Вновь повернувшись к доктору Томпсону, он сообщил:
— Все в порядке, сэр. Профессор попросил меня проводить вас и вашего спутника к нему. Прошу вас пройти за мной.
Вместе они прошли по больничным коридорам, которые, как показалось Алану, простирались на бесконечное множество миль. Наконец они добрались до кабинета, на двери которого была видна табличка с именем профессора. Санитар постучал и открыл дверь. Доктор Томпсон и Алан вошли. Первой вещью, которую они увидели, была лежавшая на столе половина человеческого тела. Двое людей в белых халатах деловито что-то там вырезали. На мгновение Алан почувствовал, что внутри него происходит нечто странное, однако он быстро решил, что если он собрался стать доктором, то ему придется привыкнуть к подобным зрелищам. Поэтому он сделал резкое глотательное движение, дважды или трижды усиленно моргнул и полностью овладел собой.
— Это тот мальчик, о котором я вам говорил, профессор. Думаю, из него будет толк, — сказал доктор Томпсон, представляя Алана профессору.
Профессор пристально посмотрел на Алана и сказал:
— А, это хорошо, что вы уже здесь. Ну что же, давайте посмотрим, на что вы способны, — и вдруг он так странно захихикал, как девчонка. Бедный Алан ужасно смутился.
Какое-то время они просто стояли и разговаривали, пока профессор наблюдал за работой двух студентов. А затем Алана провели в невероятно холодную и ужасно зловонную прозекторскую. Здесь Алан не на шутку испугался, что может опозориться, если рухнет в обморок или испачкает пол своей рвотой. Но тут он опять вспомнил, что это его будущая работа, и приступ тошноты сразу прошел. Профессор двигался от одного трупа к другому. Поскольку лекции закончились и никого из студентов в прозекторской не было, то профессор стал обращать внимание Алана на отдельные интересные моменты, а доктор Томпсон внимательно следил за его реакцией.
— Ах, я есть глюпий башка! — вдруг сердито вскричал профессор, нагибаясь и поднимая упавшую на пол отрезанную руку, которую кто-то забыл под прозекторским столом.
— Студенты сейчас не такой, как есть в Германия, — они очень небрежный. Как они сметь ронять рука?
Все еще продолжая ворчать, он подошел к другому трупу и, ухватив Алана за руку, сказал:
— Возьми вот этот скальпель и сделай надрез отсюда досюда. Ты должен чувствовать, что значит резать человеческий тело.
Алан тупо взял протянутый ему скальпель, а затем, с внутренним содроганием, которое, как он надеялся, было не очень заметно, надавил острием ножа на мертвую плоть и сделал надрез.
— Твердый рука! У тебя твердый рука! — восторженно вскричал профессор. — Да, ти станешь хороший студент-медик!
Потом доктор Томпсон и Алан пили чай, и доктор сказал:
— Ну а теперь, несмотря на то, что ты столько сегодня повидал, тебе придется есть. Я был почти уверен, что увижу твою зеленую физиономию на полу подле прозекторского стола или что-нибудь в этом роде. Интересно, что с тобой будет, если в следующий раз я предложу тебе съесть почку на поджаренном тосте? Как думаешь, тебя стошнит при виде почки?
Алан рассмеялся. На душе у него теперь было легко, и он ответил:
— Нет, сэр, я чувствую себя как дома.
Потом они медленно возвращались в район Уоппинг, лавируя между толпами вечерних прохожих. Доктор Томпсон всю дорогу рассказывал Алану о своих планах — о том, что он стареет и очень устает, о том, что он будет заботиться об Алане и позволит ему пользоваться своим банковским счетом, чтобы тот зависел от родителей. Он говорил:
— Я не знал своих родителей. Я был сиротой. Но если бы мои родители поступали со мною так же, как с тобой твои, то, поверь мне, — я бы от них сбежал!
В тот вечер в семействе Бондов состоялся нелегкий разговор. Бонд-отец пытался не выдавать своего любопытства, однако он с большим вниманием слушал все, о чем рассказывал Алан. И, в конце концов, он сердито сказал:
— Хорошо, парень! Если хочешь, можешь убираться. Мы нашли другого мальчишку, которого заберем к себе, если ты нас покинешь.
Таким образом, все очень быстро устроилось. Алану предстояло поступить на подготовительное отделение медицинской школы при больнице Сент-Мэгготс, а затем если он преуспеет в учебе, то станет студентом этой школы. И Алан преуспел, учась на подготовительном отделении. Он хорошо успевал, входил в тройку самых лучших слушателей этого отделения и стал любимцем своих преподавателей. И вот настала пора, когда он закончил подготовительное отделение и был принят в число студентов медицинской школы, учившихся при больнице. Алан никогда не задумывался о том, что случится с ним завтра, поскольку любил перемены, а перемен в его жизни было очень много.
Больница Сент-Мэгготс находилась в старом здании, своей формой напоминавшем букву «U». В первом крыле буквы «U» находилось терапевтическое отделение, в основании этой буквы расположилась психиатрия, а хирургическое отделение располагалось во втором крыле. Конечно, учась на подготовительном отделении, Алан часто бывал в больнице, но он испытал особенно трепетные чувства в то утро понедельника, когда впервые пришел сюда. Он подошел к парадному входу и назвал себя, после чего санитар недовольно заметил:
— А, ты один из этих?
Затем он раскрыл свой гроссбух и стал не спеша листать страницы, слюнявя палец и оставляя на бумаге желтые никотиновые пятна. Наконец он сделал в гроссбухе какую-то пометку и сказал:
— Да, да, я про тебя знаю. Поднимись по лестнице вверх, поверни направо, а потом налево. Как войдешь во вторую дверь справа, спросишь доктора Эрика Тетли. Но поостерегись — он сегодня с утра не в духе!
Пожав плечами, санитар отвернулся. От удивления Алан на мгновение остановился — он думал, что люди проявят больше уважения к человеку, который собирался служить в этой больнице три или четыре года, будучи студентом-медиком. И он тоже пожал плечами, взял в руки свои чемоданы и поднялся по лестнице вверх.
На верхней площадке лестницы, у правой стенки маленького вестибюля стоял стол, за которым сидел какой-то мужчина.
— Кто вы? — спросил он.
Алан назвался. Санитар сверился со своей книгой и что-то написал на карточке, а затем сказал:
— Можешь оставить свои чемоданы здесь. А эту записку отнеси в кабинет доктора Эрика Тетли. Только стучи один раз и негромко — а уж после входи! А что дальше будет — зависит только от тебя.
Про себя Алан подумал, что здесь почему-то очень странно ведут себя с вновь прибывшими, тем не менее он взял у этого человека карточку и направился в указанный кабинет. Он постучал в дверь, вежливо
