подождал секунду или две, а затем тихо вошел. Прямо перед собой он увидел стол, заваленный бумагами, хирургическими инструментами и фотографиями женщин. Черная табличка с надписью «Д-р Эрик Тетли», сделанной белыми буквами, стояла в углу стола, а сам доктор, квадратный, словно шкаф, восседал на вертящемся стуле. Его руки были широко расставлены, а большими жирными пальцами он упирался в край стола.
Алан подошел к столу, слегка смущаясь немигающего взгляда доктора Тетли, и сказал:
— Сэр, я приехал поступать в Сент-Мэгготс. Мне велено передать вам эту карточку.
Доктор даже не пошевелился, чтобы взять карточку. Поэтому Алан положил ее перед ним на стол и сделал шаг, все еще испытывая на себе все тот же выматывающий душу пристальный взгляд.
— Храх! — хрюкнул доктор. — Да, старик Томпсон был прав. Я вижу, в тебе есть задатки порядочного человека, однако тебе необходимо немного вправить мозги, не так ли?
Тут он возвысил голос и во все горло рявкнул:
— Пол! Бонд пришел. Ты не мог бы зайти?
Только теперь Алан заметил, что палец доктора лежал на кнопке системы внутренней связи. Вскоре послышался шум, а затем в комнату влетел маленький неопрятного вида доктор с торчащими во все стороны волосами. На нем был белый халат, который доходил ему до лодыжек. Рукава халата были такими длинными, что доктор их то и дело засучивал. Он скорее был похож на старьевщика, чем на доктора.
— Ах, это Бонд? Ну и что мне теперь с ним делать? Целоваться, что ли?
Доктор Эрик Тетли фыркнул и сказал:
— Для начала тебе придется с ним повозиться, чтобы сделать из него нормального человека.
Доктор Пол помычал, перелистывая бумага Алана, и сказал:
— Ох, до чего же низко пал Сент-Мэгготс, если дошел до того, что принимает в свои стены сына торговца картошкой, который вознамерился стать дипломированным хирургом, либо практикующим терапевтом, или кем-нибудь вроде этого. Зачем это вам? Мало нам студентов из высшего общества — теперь нам продавцов картошки подавай, во как!
Алан был ошеломлен. Он был просто потрясен тем, что этот замызганный, неопрятный и жалкий на вид человек смел, говорить ему столь неприятные вещи. Однако он вспомнил, что ему предстоит здесь учиться, и промолчал. Но вдруг, взглянув на доктора Пола, он увидел веселые искорки в его серых глазах. Доктор сказал:
— Но что поделаешь, мальчик… Говорят, Иисус был сыном плотника, так, кажется? Я не очень-то доверяю этим слухам, поскольку сам я приверженец Моисея, — рассмеялся он и протянул Алану руку.
Вскоре после этого Алану показали его комнату, которая находилась здесь же наверху — в центральной башне здания, прямо над парадным входом. Эту комнату ему предстояло делить еще с двумя студентами-медиками, так что их бытовые условия были стеснены донельзя. Спать им приходилось на парусиновых раскладушках.
Слуга, который показал ему комнату и позволил положить на койку чемоданы, сказал:
— А теперь, доктор, я должен сопроводить вас в больничный покой Мэристоу,[23] который находится над терапевтическим отделением. В нем тридцать пять коек. Между прочим, там есть еще две койки — в частной комнате, которая находится рядом с покоем. За старшую там сестра Суини. Черт возьми, это еще та сучка! Находясь рядом с ней, всегда помните о своих манерах!
Старшая медсестра Суини, отвечавшая за порядок в покое Мэристоу, и вправду казалась сущим драконом. Она была всегда недовольна всеми и всем. Ее кожа была так смугла, что могло показаться, будто она была представительницей какой-то смешанной расы. На самом же деле она происходила из старинного английского рода, и Алан изумился, когда она впервые заговорила с ним. Судя по ее речи, она принадлежала к самым культурным людям, которых Алану доводилось когда-либо видеть. И более близкое знакомство показало, что сестра Суини отнюдь не была драконом. Когда она видела, что студент усердно трудится, то изо всех сил старалась помочь ему. Для лентяев у нее никогда не находилось времени, а в случае, если какой-нибудь студент совершал оплошность, она тут же бежала в кабинет Сестры- распорядительницы.
Жизнь студента-медика, живущего при больнице, по большей части однообразна. Алан усердно трудился. Он любил работать и производил на всех очень благоприятное впечатление. В конце третьего года обучения его вызвал к себе доктор Эрик Тетли.
— Ты хорошо работаешь, мой мальчик, — куда лучше, чем я предполагал. В самом начале я думал, что, несмотря на все комплименты, сказанные в твой адрес стариком Томпсоном, ты все равно вернешься домой чистить картошку. Но ты во всем проявил себя с наилучшей стороны. И я хочу, чтобы в будущем году ты был моим личным ассистентом. Ты согласен?
Он поднял на Алана глаза и, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Хорошо, можешь отлучиться на полдня, чтобы сходить к старику Томпсону. Передай ему от меня, что он оказался прав. Скажи, что с меня причитается…
Алан направился к двери, но доктор его окликнул:
— Эй, погоди-ка! — Алан вернулся обратно, не понимая, почему его вернули. А доктор Тетли спросил:
— Машина есть?
— Нет, сэр, — ответил Алан. — Я ведь всего лишь бывший «продавец картошки», ставший студентом-медиком. Машина мне не по карману.
— Храх! — хрюкнул доктор Эрик Тетли. — Ну а водить-то хоть можешь?
— О да! Доктор Томпсон научил меня, и я даже получил права.
— Это хорошо, — сказал доктор Тетли, роясь в правом ящике своего стола. По мере того как доктор извлекал из ящика всевозможные бумаги, медицинские инструменты и прочее, он бормотал что-то себе под нос, произнося при этом всякие омерзительные слова. Наконец он с ликованием извлек из ящика кольцо с двумя прикрепленными к нему ключами.
— Вот тебе ключ от моей машины. Я хочу, чтобы по дороге ты завез пакет одной леди. Вот здесь указан адрес. Сможешь разобрать почерк? Так, хорошо… Передашь ей пакет, и все! Не вздумай с ней болтать. От нее езжай сразу к старику Томпсону. Жду тебя здесь ровно в девять вечера. Машина находится на стоянке, место 23. Это сразу под окнами кабинета Сестры-распорядительницы. Нет, постой! — добавил он. — Лучше я выпишу тебе разрешение на то, чтобы взять мою машину, а не то какой-нибудь чертов полицейский подумает, будто ты решил ее угнать, да и арестует тебя. Однажды у меня уже был такой случай.
Он небрежно написал что-то на клочке бумаги, поставил на нем свою служебную печать, а затем сунул эту бумажку Алану, сказав:
— Ну, жарь! И не появляйся здесь до девяти вечера.
Шли годы. Эти годы принесли Алану Бонду не только большой успех, но и горе. Умер его отец. Однажды, торгуясь с каким-то покупателем, желавшим купить у него спаржу, он вошел в раж и замертво рухнул на пол. Теперь Алану пришлось помогать своей матери, поскольку товара в магазине уже не осталось, а за аренду нужно было платить. Поэтому Алан снял для матери квартиру из двух комнат и следил, чтобы за старушкой ухаживали, как следует. К сожалению, мать возненавидела Алана, считая, что это он убил отца тем, что слишком возгордился и ушел от них. И хотя Алан заботился о своей матери, он никогда не навещал ее.
Вскоре стали поговаривать о войне. Эти ужасные немцы, по своему ужасному немецкому обыкновению, вновь бряцали оружием, со всей своей наглой дерзостью хвастали, что скоро завладеют всем миром. Одна страна напала на другую, а та, в свою очередь, тоже на кого-то напала, и Алан — к тому времени уже ставший дипломированным врачом — рвался на фронт. Но его не брали, принимая в расчет то, что он усердно работал не только в своем районе, но и на территории Лондонского Пула, где находилось множество морских транспортных компаний.
Однажды доктор Реджинальд Томпсон позвонил Алану по телефону прямо в больницу, где Алан к тому времени уже служил штатным врачом, и сказал:
— Алан, ты мог бы зайти на несколько минут ко мне домой? Мне нужно срочно тебя видеть.
Алан, который относился к доктору Томпсону с искренней любовью, быстро упросил стареющего
