После ухода последнего бойца появился Кошкин, и преувеличенно старательно доложил о завершении погрузки.
Спустившись по лестнице и пройдя знакомым коридором, через небольшой тамбур вышли в глухой двор с большими железными воротами. Во дворе стояли две 'эмки' и 'полуторка' в которую и погрузили мешки с коробками. Построив людей, Мартынов распределил всех по машинам, определив и порядок движения. Первой едет 'эмка' с четырьмя бойцами, во второй Мартынов, я, Дорохов и Кошкин. Третьей, в колонне, идёт 'полуторка', старшим в ней 'знакомый' мне сержант из госпиталя. Всего получалось семнадцать человек, все вооружены ППД, в 'полуторке' и у Дорохова ещё и по ручнику, плюс гранаты. Сила!
Расселись по машинам, два бойца открыли ворота и мы отправились в путь.
Город горел! Основную гарь несло с западной окраины, но и там, где мы проезжали, было много следов взрывов. Так и тянуло повернуться в сторону накатывающегося грохота боя, но толку от этого? Ехали медленно, улицы были забиты людьми, спешащими покинуть город. Изрядно пропетляв по улицам, мы, наконец, выехали на шоссе. Скорость движения сразу увеличилась, но пришлось постоянно наблюдать за небом в ожидании налёта немцев. Через час, без приключений мы доехали до города Коростышева. Там, Мартынов зашёл в городской отдел НКВД, а мы немного размяв ноги около машин пошли в столовую, находившуюся здесь же на площади, оставив часовых охранять транспорт. Быстро перекусив, вернулись к машинам, тут вышел и наш 'Босс', с завистью покосился на последних бойцов, выходивших из столовой, приказал выдвигаться дальше. Примерно ещё через час, мы были вынуждены снизить скорость до минимума и прижаться к обочине. Нам навстречу, во всю ширину дороги, шла большая колонна красноармейцев, с ними пылили два танка БТ. Остановившись, мы выщли из машин, наблюдая за бойцами и тут раздался уже изрядно надоевший крик «Воздух!» Вместе со всеми, я ломанулся к близкому лесу. В голове лихорадочно билась одна мысль-только бы не опять! Упав в кусты на опушке я посмотрел в небо. С клокочущим, хищным рёвом на дорогу заходила пара 'мессеров'. Снизившись почти до верхушек деревьев, они обстреляли брошенные машины и исчезли так же быстро, как и появились. Полежав в кустах ещё немного, все переругиваясь и пересмеиваясь, побрели к дороге. Потерь не было ни у нас, ни у встреченной колонны, машины тоже почти не пострадали. У 'полуторки' разбило задний борт и оторвало левое крыло, да у передней 'эмки' разбило заднее стекло и образовалась пара вентиляционных отверстий в дверях. Быстро осмотрев технику мы погрузились и продолжили путь. До наступления темноты, нам ещё пять раз приходилось бросаться в лес, но всё обходилось. Пока нам всем везло.
На ночлег остановились в Кочерове, рядом с какой-то частью, направлявшейся на запад. Выехали рано, до рассвета, и ещё до наступления ночи въехали в Киев.
Глава 9
Проснулся я от звука сирены воздушной тревоги. Как же они надоели, их счастье, что 'тунгусок' ещё нет. Хрен бы так полетали спокойно. Правда, читая старые книги о войне, я считал, что у наших вообще авиации не оставалось к этому времени. Оказалось – была, только вот лётчиков подготовленных было мало. Поворчав на надоевших немцев, умылся и стал одеваться. Всё равно уже не усну, да и подъём скоро. Придёт в мою 'комнату' таварища капитана и начнём работу.
Комната у меня шикарная – камера, в подвале республиканского НКВД, облагороженная правда. Решили, что так я спокойно посижу до отправки в Москву ни с кем 'лишним' не общаясь. В этих стенах ещё не было, наверное, заключенных с телефоном в камере, по которому он может связаться с кем угодно, если дежурный соединит. Вспоминая наш приезд в Киев пять дней назад, я никак не мог отойти от чувства нереальности всего происходящего. Я довольно легко принял, что нахожусь в другом теле и времени, принял и вошёл в эту жизнь. Но встретившись вживую с людьми, которых видел на фотографиях и старых кинохрониках, про которых читал в учебниках и художественной литературе… Это оказалось для меня тяжелее, чем первая рукопашная под Гниличами.
Когда с Мартыновым я зашёл в кабинет Наркома УССР Сергиенко, я испытал настоящий шок. Реальный человек о котором я читал! Он, видимо заметив моё состояние вышел из-за стола и предложил нам садиться, попросив секретаря принести чаю. Почти упав на стул я уставился на него, Сергиенко, с не меньшим интересом смотрел на меня. Оказался он крупным, высоким мужиком с довольно тяжёлым взглядом. Принесли чай с сушками, Сергиенко предложил угощаться и всё поглядывал на меня. Видимо, ему было жутко любопытно видеть 'пришельца'. Неожиданно для самого себя я брякнул:
— Товарищ нарком, через два месяца немцы возьмут Киев.
Сказать, что реакция была бурной, это не сказать ничего! В первый момент я подумал, что вот она, смертушка моя. Вскочив со своего стула, Сергиенко так по нему зарядил ногой, что обломки картечью по стенам простучали. А потом он начал орать. Вернее нет, ОРАТЬ! Какие перлы он выдавал, оставалось только сидеть и восхищаться! Я был и траханым троцкистом, и выкидышем Геббельса, англояпонским паскудником и многим-многим другим. Потом пошёл в ход 'великий и могучий русский мат'. Сначала с сельскохозяйственным уклоном, потом пошёл в ход производственный его вариант, заканчивалась речь смесью этих двух тематик. Внезапно он успокоился, недоуменно посмотрел на охреневшего секретаря, стоявшего в дверях кабинета и устало буркнул ему:
— Выйди. И принеси ещё чаю.
Тут уже охренел я. Снова сев передо мной, отхлебнул свежеприготовленного чая и сказал:
— Рассказывай. Всё, что помнишь, рассказывай! Если хочешь – кури! Ну?
И я начал. Рассказал, что в той истории, которую я знаю, немцы взяли Киев 18 сентября, после того, как уничтожили в котле почти семьсот тысяч человек, захватив при этом сотни орудий, танков и другого добра. Как непродуманная оборона и 'талант' генералов привели к этой и последующей за ней, катастрофами. Про будущее предательство Власова, про ставшего его заместителем полковника Баерского. Про многое рассказал. Брякнул и про 'кукурузника', что тварь он. Про Павлова, в действиях которого в наше время нашли столько странного и непонятного, что это выглядело предательством. Окончательно выдохся я часа через два. Большая часть того, что я рассказывал, были эмоции. Слишком мало я помнил имён, дат и цифр. Но, как оказалось, и этого хватило, чтобы Сергиенко воспринял всё серьёзно. Посидев немного с закрытыми глазами, он приказал посидеть пока в приёмной.
Там мы провели часа три. За это время, мимо нас, в кабинет и из кабинета наркома пробежало человек пятьдесят. И в форме, и в гражданской одежде. Наконец нас вызвали опять. Зайдя в кабинет, мы увидели стоящего перед столом невысокого лейтенанта, кивнув на которого Сергиенко сказал:
— Это лейтенант Васюткин, он покажет вам место, где будете жить ближайшую неделю. Вы, Стасов, отдыхайте там а ты, Васютин, через час ко мне. Идите.
Козырнув, мы вышли и дружно потопали в гостиницу. Ага, счаз, гостиницей-то и оказалась камера в подвале. Правда в ней стояла нормальная кровать, с нормальным бельём. Стол, четыре стула, тумбочка, со стоявшим на ней электрическим чайником и, естественно, унитаз и умывальник в углу. Что меня особенно поразило, так это телефон. Васюткин, объяснил, что по аппарату я могу связаться с кем угодно, если соединит дежурный, на которого и выходит линия. Сдав ему оружие и, наконец, оставшись один, я завалился на кровать. Состояние было странным. С одной стороны был страх, из-за наболтанного мною. С другой, чувство облегчения. Теперь, даже если погибну, хоть какая-то инфа попадёт по назначению. С этими мыслями я и уснул.
Разбудил меня звук открывающейся двери. Это был Мартынов, с которым зашли два бойца с подносами.
— Освобождай стол, ужинать будем, — жизнерадостно заявил он. — Заодно позавтракаем и пообедаем.
Живо вскочив с кровати я с энтузиазмом уставился на подносы. С трудом дождавшись, пока бойцы сгрузят тарелки с подносов на стол, я схватился за ложку. Утолив первый голод, спросил:
— Что дальше?
— А дальше веселиться. С завтрашнего дня устраиваем здесь филиал академии наук. Ты вспоминаешь всё, что только можно касающееся самой войны и людей, действия которых имели влияние
