— Что теперь делать? — спросила Жанна, ни к кому, в частности, не обращаясь.
— Ничего, — ответила Анна Д'Этамп.
— Ничего? Да ведь мы сейчас как на раскаленных угольях!
— Я ведь уже говорила вам, что королева не станет ничего предпринимать против вас. Но даже если это и не так, то, пока вы в моем замке, она и пальцем не пошевелит. У меня достаточно людей, чтобы защитить нас, и она это понимает.
— А потом? Что потом?
— Дальше надо будет думать не о заговоре, а о безопасности ваших жизней. Королева не зря отправила Шеверни в Париж: она просит помощи у коннетабля. До тех пор, пока не прибудет войско для ее защиты, Екатерина не тронется с места. Сейчас она сама дрожит за свою жизнь, и ей не до арестов. Единственная ее охрана — две роты швейцарцев, дворяне, люди Монлюка и Монморанси. На герцога она сейчас рассчитывает: вздумай он изменить ей, — и она пропала.
— Но ведь герцог — наш, и он также посвящен в заговор! — возразил Конде.
— Вы забываете, принц, что герцог — политик, и только повинуясь приказу свыше, обнажит свою шпагу против гугенотов, но никогда не сделает этого против католиков. То, что все это задумывалось с его молчаливого согласия, еще ни о чем не говорит. В любом случае он реабилитирован уже тем, что имя его не упоминалось в нашем разговоре, и сам он вместе со своими людьми находится сейчас на стороне королевской власти, которую обязан защищать. Он никого не выдаст, более того, он скажет, что не имеет ни малейшего понятия о заговоре. Он не наш. Его ориентация скорее католическая, нежели протестантская, и вы должны знать это не хуже меня.
Жанна, молча кивнула, соглашаясь.
— Значит, нас арестуют, как только прибудет войско, посланное коннетаблем, — заявил Конде. — Уж тогда-то силы наши точно будут неравными, лиса получит преимущество.
— Не думаю, — ответила герцогиня, немного поразмыслив. — Откуда ей знать, в каком именно месте королевский поезд будет ждать засада? В любом случае она не допустит сражения в пути, ибо опасается за свою семью и саму себя, а потому охрана, которую она просит у Парижа, составит никак не менее пятисот человек. С таким эскортом вряд ли ввяжутся в бой люди Колиньи, которых, если не ошибаюсь, всего двести человек, Ваше Величество?
— Больше у Колиньи нет, — подтвердила Жанна. — И этого было бы достаточно, если бы… не эта нелепая случайность.
— Выходит, в любом случае нас ждет поражение?
— Несомненно.
— Надлежит немедленно предупредить гугенотов, — подала голос королева Наваррская, — что им готовится ловушка. Нельзя не учитывать того, что мадам Екатерина в поисках неопровержимых доказательств причастности к заговору может пойти и на это, а, поймав Колиньи, тут же прикажет обезглавить его по приговору суда, припомнив ему заодно кое-что из старых грехов. Вот вам и первая голова из тех трех, что она обещала герцогу Альбе. Кажется, мы сами пытаемся помочь ей в этом.
— Следовательно, она не станет арестовывать нас по прибытии эскорта? — спросил Конде.
— Разумеется, нет, — ответила Анна Д'Этамп. — Она ведь не знает, что вы поймали лазутчицу, а значит, уверена в том, что ей удастся захватить вас врасплох. Скажу вам больше, господа. Возьму на себя смелость утверждать, что никто и не увидит этого войска. Но как только оно прибудет, к ней явится гонец с этим известием, и она немедленно даст приказ трогаться в путь. А ее эскорт, любезно присланный коннетаблем, будет держаться в отдалении, невидимый для чужих глаз, но имеющий свои собственные, которые и будут наблюдать за безопасностью членов королевского семейства.
— Зато потом, в Париже, она начнет охоту за нашими головами, — съязвил Конде.
— Если вы имеете в виду неудавшийся заговор, то вы можете быть спокойны в этом отношении, — успокоила герцогиня. — У нее нет никаких улик, она не сможет ничего доказать; единственный свидетель мертв и, понимая это, она станет действовать другими методами.
— Какими же?
— Ядом или кинжалом. Или вы не знаете Екатерину Медичи? Тем более что она обещала это испанскому послу.
— Вы нас несколько успокоили, герцогиня, — облегченно вздохнула Жанна Д'Альбре. — Осталось позаботиться еще об одном — как предупредить гугенотов о ловушке. Пусть не высовываются и спокойно пропускают королевский поезд, не ввязываясь в драку.
— Матиньон! — позвал Конде.
Тот немедленно вошел и затворил за собой двери.
— Исполнил ли мой приказ тот человек, что был здесь?
— Они только что под покровом темноты потащили тело через потайную калитку замка.
— Отлично. Теперь королева-мать, оставаясь в неведении, решит, что ей удастся захватить нас врасплох. К тому же мы убрали свидетельницу. Выходит, мы побили Екатерину Медичи ее же собственными деньгами! Что ж, неплохо, черт побери, ну а что будет в Париже — там поглядим. Матиньон! Найди двух человек, самых преданных, и немедленно отошли их в войско гугенотов, за которым отправился к адмиралу Лесдигьер и которое ждет нас в лесу. Хорошо ли ты помнишь место, где назначена была встреча?
— Да, монсеньор.
— Постарайся объяснить это нашим людям, чтобы они не заблудились. Как только они предупредят адмирала, чтобы он не трогался с места, что бы ни случилось, пусть немедленно возвращаются назад: мы должны знать об удачном завершении дела. Пришли их ко мне, я дам им дополнительные инструкции. Ступай.
Как только Матиньон ушел, Конде повернулся к Анне Д'Этамп:
— Я счастлив, мадам, что наша партия имеет в вашем лице такую светлую голову. По-видимому, сказывается боевая закалка времен Франциска I.
Герцогиня улыбнулась, польщенная похвалой принца королевской крови, — И очень жаль, — добавила Жанна Д'Альбре, вставая и пожимая руку герцогине, — что этот полководец с таким незаурядным умом прозябает в безвестности в своем замке, в то время как его место во главе колонны. Вы настоящая Афина!
— Мое время безвозвратно ушло, — ответила Анна Д'Этамп, — но ваше появление напомнило мне об интригах, заговорах и кознях, которые мы устраивали друг другу с Дианой де Пуатье. А пока я ничего не могу обещать, но как знать, возможно, мне доведется еще раз быть полезной: не для себя — для Франции.
— Случайно или нет — история о том умалчивает, — однако вышло именно так, как решил этот необычный триумвират, собравшийся под крышей замка герцогини Д'Этамп в середине 1566 года.
— Как ни хитра была королева-мать, но в одном невольно просчиталась: она не знала о существовании конюха герцогини Д'Этамп по имени Антуан.
— Целых четыре дня гостили незваные постояльцы в замке Анны Д'Этамп. В течение этого времени Матиньон, не отлучавшийся от принца ни на шаг, успел заметить, как герцогиня несколько раз задерживала на нем свой взгляд. Матиньон давно уже научился безошибочно распознавать их значение, и в самый последний день герцогиня, чересчур увлекшись игрой взглядов, на прощанье улыбнулась ему. У Матиньона дрогнуло сердце, он хотел было уже вернуться, но не посмел оставить своего принца, дороже которого у него не было никого.
— Четыре дня. Ровно столько времени понадобилось мадам Екатерине, чтобы услышать, наконец, желанное известие: ее эскорт прибыл и займет место в хвосте королевского поезда, как только тот двинется в путь. Начальником его был герцог Неверский.
— Конде и Жанна Д'Альбре к тому времени уже успокоились: их посланцы вернулись. Адмирал обещал не предпринимать никаких действий и тут же распустил солдат, объявив, что рад за принца и королеву Наваррскую, которых сопровождает столь многочисленное войско, превышающее численность его отряда почти в три раза.
— Этот участок пути проехали без приключений. Екатерина, не спускавшая глаз с вождей, терялась в догадках. Жанна Д'Альбре всю дорогу дремала, утверждая, что плохо спала из-за того, что герцогиня подсунула ей на ночь «Амадиса Галльского»[72]. Принц Конде то
