Лисянского привлекало больше всего стоять дублером старшего офицера у мачты в момент лавировки, когда от слаженной работы марсовых и шкотовых матросов зависели не только успех выполнения маневра, но и подчас безопасность корабля. Слаженность работы мачтовых команд и мастерство рулевых сказалась в середине июня. Командир обучал гардемарин входу и выходу с Ревельского рейда. Кругом пестрели вехи, обозначавшие обширные мели, тянувшиеся справа и слева. Уменьшив до предела парусность, фрегат медленно входил на рейд. Внезапно ветер стих совершенно. Пришлось стать на якорь, быстро спустить шлюпки, барказ и под буксирами втягиваться на рейд. Затем самостоятельно пошли к Гогланду. Море заштормило, налетел внезапный шквал, паруса не успели убрать, и на «Мстиславце» надломился нижний рей на фок-мачте. Фрегат отдал якорь и целый день занимался устранением повреждений…
Для гардемарин кампания завершилась на рейде Красной горки морской практикой. Вываливали выстрела[16], спускали и поднимали авральные шлюпки, затем отрабатывали вход под парусами на Кронштадтский рейд. Обветренные, задубленные от солнца и ветра лица, натруженные от снастей и поручней ладони уравнивали гардемарин, невзирая на их прежних попечителей и размер наследства, которым обладали далеко не все.
С запада, перегоняя друг друга, тянулась череда первых осенних тучек.
Выгрузив вещи на стенку, гардемарины, сбившись в кучу, кинули прощальный взгляд на маячивший вдалеке на рейде «Мстиславец».
— До следующей кампании, — проговорил кто-то, махнув шляпой.
— Последней гардемаринской, — добавил Тулубьев.
Однако никто из них еще не знал, что только что закончившаяся кампания и была их последняя гардемаринская.
В конце сентября погода в Финском заливе совершенно испортилась. Штормовой западный ветер нагнал и сплошь до горизонта закрыл небо свинцовыми тучами. Почти каждый день дождь накрывал сплошной пеленой Котлин. В последнее воскресенье выдался один из редких погожих дней. Лисянский с Тулубьевым отпросились в увольнение. Они поспешили в Купеческую гавань. У стенки один за другим, цепочкой, ошвартовались четыре корабля, назначенные в первое кругосветное плавание. В глубине гавани на бочке стоял транспорт «Смелый», дополнительно включенный в состав отправляемой экспедиции. Судя по внешнему виду, корабли были в полной готовности к походу. Недавно выкрашенные или покрытые лаком борта, надстройки и рангоут лоснились и сверкали. Новые, без следов смолы и грязи, швартовые канаты, проведенные через начищенные полуклюзы и кипы и закрепленные на выкрашенных кнехтах, подчеркивали добротность шкиперского имущества. Так же превосходно выглядели новенькие ванты и весь прочий такелаж, закрепленный и втугую обтянутый по-походному. Готовность к плаванию подтверждали и подвязанные к реям многочисленные паруса. Суда были полностью укомплектованы офицерами и матросами, снабжены подробными инструкциями и наставлениями. Более того, в экспедицию попросился и был благосклонно принят на службу англичанин капитан-лейтенант Джеймс Тревенен, участник третьего кругосветного плавания капитана Кука. Пожелал плыть к берегам Америки и еще один сподвижник Кука по второму кругосветному путешествию — немецкий натуралист Георг Форстер…
— На таких-то кораблях не токмо кругом света, а и вокруг вселенной плыть не зазорно, — восхищенно проговорил Лисянский. Тулубьев полностью разделял мнение товарища:
— Пожалуй, ты прав. Вселенная-то далече, а вот на Камчатку, ей-богу, хоть матросом сейчас готов отправиться…
Не зря, видимо, пришла мысль о Камчатке кронштадтскому гардемарину Иринарху Тулубьеву. Далекие края манили к себе мореходов…
— А по мне наилучше в Америку, подобно Берингу, — в тон ему ответил Лисянский, но тут же вздохнул, — да, по всей видимости, не придется. Слыхал, о чем ротные командиры давеча судачили?
— Оно так, — согласился Тулубьев.
В последние дни офицеры в корпусе заговорили о войне с турками и слабости флота на Черном море. Всего три года назад впервые небольшая эскадра бросила якоря в Ахтиарской бухте и моряки положили первые камни в основание Севастополя. Другая эскадра, у Лимана, оберегала подступы к Херсону и Николаеву, где строили корабли для зарождающегося флота.
«Лиманский флот, — писал историк, — крайне нуждался вообще в людях, и особенно в опытных офицерах и матросах. Артиллерия его в начале войны также была в весьма неудовлетворительном состоянии: некоторые из судов имели только половинное число орудий, на многих галерах было по одной 6 -фунтовой пушке, а остальные 3-фунтовые, и только впоследствии на них и на ботах могли поставить по одному пудовому единорогу. В состав флотилии вошла даже и та эскадра, на которой императрица плавала по Днепру. Суда ее, построенные для помещения прислуги, кухни, конюшни и т. п., были наскоро вооружены и приспособлены к действию против неприятеля».
В прошедшую кампанию, стоя на вахте, Лисянский не раз слышал суждения командиров и офицеров о тревожном положении флота и на Балтике. Лучшие корабли готовили для отправки на Средиземное море, оставшиеся уступали шведским по вооружению, мореходности, не хватало людей, офицеров и матросов. Шведы готовились взять реванш за поражение в Северной войне. Их гребной флот, для действия в шхерах, в двадцать раз превосходил по численности русскую гребную эскадру.
Первые тревожные вести донеслись с Черного моря от князя Григория Потемкина.
Едва успела императрица отдохнуть после долгой поездки по южным владениям, как в столицу пришло известие: Порта, как это бывало и прежде, без объявления войны напала на наши корабли у Кинбурнской косы, а следом пыталась безуспешно высадить десант под Кинбурном.
7 сентября 1787 года вышел Манифест с объявлением войны Турции.
Мир и война — состояния взаимоисключающие друг друга. Ежели в любом организме образуется кровоточащая рана, то состояние всех органов и частей его не остается к этому безразличным.
4 октября капитан 1-го ранга Муловский запросил у командира Кронштадтского порта вице-адмирала Пущина «добро» вытянуть корабли эскадры на внешний рейд, после чего следовать, согласно инструкции, в кругосветный вояж. Ответа не последовало, а 28 октября вышел указ императрицы Адмиралтейств- коллегии:
«Приготовленную в дальнее путешествие под командою флота капитана Муловского экспедицию по настоящим обстоятельствам повелеваем отменить…»
Так на глазах Юрия порушился, еще не начавшись, первый кругосветный вояж русских моряков. Но виденное и слышанное надолго запало в душу гардемарина Лисянского, а служба скоро сведет его с одним из участников несостоявшегося вояжа, командиром «Смелого» капитаном Карлом Гревенсом.
Между тем занятия в Морском корпусе продолжались, как и прежде, с той разницей, что поступавшие сведения о боевых действиях на Черном море будоражили дремавшую прежде среду кадет и гардемарин. В кругу офицеров вполголоса поговаривали, что следовало бы не забывать о северном соседе, который под боком. Но все внимание императрица по-прежнему уделяла южным границам, где главнокомандующим назначила своего любимца Потемкина. Потому и поторапливала отправить эскадру Грейга в Архипелаг. В то же время до нее доходили сведения о том, что шведский король Густав III, как она сама писала Потемкину, «в намерении имеет нос задирать». Действительно, неуравновешенный и недалекий король Швеции, которого за глаза называли сумасбродом и тупицей, имел далеко идущие намерения. Разглагольствуя о «рыцарском долге» возмездия за поражение своего предка, он мечтал о возрождении «великой северной державы Карла XII». Момент был подходящий: Россия была вовлечена в войну на южных рубежах, а главное — король чувствовал поддержку британского льва. Правительство Питта все сильней тревожило усиление русских на Черном море, откуда рукой подать до Средиземного моря. Англия немедля заключила союз с Пруссией против России, открыто помогала Турции и подстрекала Швецию к войне с Россией.
Настаивая на отправлении эскадры в Архипелаг, Екатерина невольно ослабляла оборону столицы с моря. Густав III намеревался как раз нанести основной удар со стороны моря…
Балтийскую эскадру адмирала В. Чичагова хотели усилить двумя фрегатами, решили приступить к строительству 12 галер, но галеры не грибы…
К графу Чернышеву пришел расстроенный президент коммерц-коллегии граф А. Воронцов.
— Я получил свежую оказию из Лондона от брата. Послушайте, ваша светлость: «Я только что узнал, что Швеция снаряжает 12 кораблей и 5 фрегатов. У нас остаются в Кронштадте корабли гнилые и без
