аскеза, и счастье, и горе — всё. К культуре, как напоминал ходивший в катышках Дм. Пригов, всем найдется место, она очень большая. Я бы добавил только: большая и построенная на иерархии, многоуровневая. Но пока одни обрубают в культуре все неканоничное и актуальное, другие превращают ее во вселенскую смазь, где все равно всему, а третьи зачищают ствол от всего консервативного и традиционного. На всякий партийный гав тут же слышится комсомольский вау; пока одни уверяют, что «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой», другие клянутся: «не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым». И других обязуют поклясться.
Если бы Усков сказал: культура — это ЕЩЕ и Дарья Жукова, о чем бы тут было спорить? Культура — это И Жукова. Точнее, не она, а ее «Гараж». Про который надо обязательно рассказывать — кстати, и сюжет, и разговор (с Михаилом Каменским и Игорем Маркиным, который, в отличие от Жуковой, сам придумал идею своего частного музея актуального искусства) у нас про это был. Сразу, как «Гараж» открылся. Если бы Н. Усков говорил: культура — это не только боль, не только старость, не только интеллигентское самоедство, в чем разногласия? Не только. А что касается самоедства — то даже и не столько. Но он риторически спрашивает, почему от имени культуры не могут говорить Жукова с Бояковым (Бояков, между тем, говорит), и тут же вводит жесточайшую оптимистичную цензуру, не допускающую и мысли о том, что человек смертен, что старость неизбежна, а красота не только телесна: «Это живая, страшно увлекательная и необузданно сексуальная реальность. Не богадельня, а штаб революции. Дом не престарелых, а молодых, не трагедия, а праздник, не стон, а торжествующий вопль, не убытки, а прибыль, ибо экономически активное население и есть основа культуры, причем во все времена…» Не и — и — и — и. А это — это — это. Причем всегда. И не иначе. Шаг влево, шаг вправо расстрел.
Особенно мне нравится про торжествующий вопль. Впрочем, про штаб революции тоже сказано неплохо. И про необузданную сексуальную реальность красиво, что и говорить (хотя культура всегда была именно эротична, а не сексуальна; эрос пронизывает ее, светлый и темный; а сексуальность — это привлекательность, эрос на продажу, предъявление внешней приманки, ничего более). Но это, в конце концов, дело вкуса. А про вкусы не спорят.
Откликов было не меньше, чем на первый пост. Но приведу лишь два, с должной мерой иронии.
Вот, Александр, у нас и получилась отличная передача на канале 'Культура', которых пока что нет. Вы абсолютно правы, что в полемическом задоре я несколько сгустил краски, но это ведь и делает спор интересным. Как интеллигентные люди мы и спорить не будем, мгновенно нащупав разумную линию. Но кому это будет интересно? Функция спора — заставить людей думать и принимать самостоятельные решения, делать выбор. СОЗНАТЕЛЬНЫЙ.
Обнимитесь, други!
Вы мгновенно нащупали что нужно!
ЭПИЛОГ
Если под культурой понимать всю сеть социальных институтов, которые отвечают за формирование (иногда разрушение) и трансляцию смыслов и ценностей, то нет непроходимой границы между высокой культурой и низкой, между телевидением и хорошим кино, между массовыми и немассовыми видами искусств.
Что же касается политики — она смыслы не порождает, но эксплуатирует. И в этом заключен источник постоянного конфликта культуры и политики, двух важнейших сфер, от которых слишком многое зависит в нашей жизни. Я уже упоминал книгу «Творцы нищеты», про латиноамериканских интеллектуалов, которые описали существующую традицию, жестко сформулировали ее принципы, вывели некоторые ее незыблемые законы и на их основе предопределили путь Латинской Америки — в обход всего остального мира. Чем помогли надолго затормозить развитие своих стран.
У нас все иначе: наша культура как раз более динамична, творчески устремлена вперед, нежели политика. Но при этом политика постоянно ссылается на фактор культуры, оправдывая невозможность перемен в России; и в этой точке сходятся абсолютно несовместимые идеологи. Американский президент говорит о русском культурном ДНК, в котором отсутствует ген демократии; выдающийся польский диссидент Геремек, недавно погибший в автокатастрофе, одну из последних своих речей посвятил объяснению, почему Россия с ее традицией никогда не будет свободной страной. А наши руководители охотно пользуются термином «русская матрица»; они говорят о системе взаимоотношений между человеком, обществом и государством, которая зафиксирована русской культурой, впитывается с молоком матери, воспитывается учителями в школах, воспроизводится из поколения в поколение, и перешла на генный уровень. Государство выше общества, общество выше личности, власть всегда опекает человека. И проблема заключается не в том, чего хочет нынешняя элита, а в том, что допускает русская культура. А она не допускает полномасштабную политическую свободу, личную ответственность и экономическую успешность как норму.
Но культура — понятие не биологическое, а социальное; любая попытка описать ее через биологические и технологические метафоры чревата подменой. Прошлое — такая же область постоянного выбора, как современность и как будущее. Перед будущим мы ставим цели и задачи, в современности обустраиваемся, по отношению к прошлому определяемся. И мы видим, как люди, ссылающиеся на традицию и матрицу, работают с ней, формируют ее. Мы ругаемся на школьный учебник под редакцией Филиппова-Данилина, и правильно делаем, но впервые вопрос о высочайше утвержденном «правильном» учебнике истории поставили не Путин, не Сурков, а Михаил Михайлович Касьянов. Почему-то оказалось, что в школьных пособиях по истории России 20 века не нашлось места М. М. Касьянову, и он очень рассердился. Устроил разгром. И потребовал жестче контролировать систему утверждения учебников.
Между тем, общий взгляд на историю поддерживается не федеральным стандартом, под который подгоняется все многообразие взглядов, а неформальным консенсусом нации, согласием по поводу своей собственной истории. В Америке нет министерства образования, утверждающего федеральные стандарты; но консенсус — существует, нация договорилась сама собой о том, что в прошлом она принимает, а чего стыдится.
Америку идеализировать не приходится — благодаря этой замечательной стране мы еще нахлебаемся в ближайшие годы. Но почему она стала самой успешной державой мира? Потому что там представление о традиции было сформировано общественным согласием, и лишь потом закреплено крупнейшими институтами продвижения банальных, общепринятых смыслов — Голливудом и телевидением.
А мы, как водится, пошли другим, верхушечным путем, затачивая прошлое под сиюминутные задачи настоящего и ссылаясь при этом на тысячелетнюю традицию.
Почва или судьба?
Нескончаемая пьеса для общей жизни
Андрей Кончаловский, Евгений Ясин, Игорь Чубайс
