сказочник. Бродяга. Мечтатель.
Уронив лук и колчан в полость-жилище, ло Тан опрометью, как мальчишка, помчался на голос.
Дасти, увидев ло Тана, приподнял брови, но пения, конечно же, не прервал. У костра сидело человек двадцать – в основном молодежь. Старики редко слушают молодых певцов, у них свои пристрастия. Однако послушать Дасти часто приходили даже почтенные седые старцы, потому что Дасти был на редкость хорошим певцом и песни сочинял прекрасные. А сказки его были странными и тревожными, ло Тан слушал их, затаив дыхание, и никак не мог понять: что же заставляет его затаить дыхание? Хотя, по правде говоря, понять не слишком-то и стремился, слушал сказки, да и все. Ва Дасти крайне редко пел одну и ту же песню дважды за вечер, а сказки вообще никогда не повторял в одном и том же клане. Краем уха ло Тан слышал, что у певцов и сказочников есть какой-то неписаный кодекс, и противиться ему не решается никто. Зная Дасти, ло Тан был уверен, что на запреты друг чихал с большой высоты, и раз следует кодексу, значит, сознательно разделяет его.
Ло Тан тихонько подсел к костру, предвкушая вечер в обществе Дасти. А прежде – песни, песни… И – может быть – сказку.
Старенькая гитара, доставшаяся Дасти от его учителя – ва Хисгина, – звучала в сумерках. И вплетался в чередование аккордов сочный голос певца.
Финальный аккорд растворился в вечерней тишине; слушатели одобрительно зароптали. Песни ва Дасти всегда рождали не то щемящую тоску, не то желание действительно схватить крылья, шагнуть за кромку и лететь, лететь, пока хватит сил, крича и захлебываясь от восторга.
Потом Дасти спел старую песенку о веселом и бесшабашном ките и его хулиганистых лоцманах – наверное, чтобы повеселить народ и поднять настроение.
И пошло: певец чередовал берущие за душу баллады с разухабистыми кричалками, которые знают на каждом Листе и у любого костра могут подхватить. Подхватывали с чувством, полными голосами, так что слыхать было по всему Листу, наверное.
Вскоре устроили перерыв – певцу тоже надо было отдохнуть, да и попить-поесть не мешало. Расходиться никто и не думал, наоборот, у костра прибавилось людей. Ло Тан подсел поближе к Дасти.
– Привет! – улыбнулся тот, принимая из чьих-то рук чашу и ложку. – Рад тебя видеть!
Ло Тан хлопнул певца по плечу.
– Здравствуй, Дасти!
Кто-то пустил по кругу бурдюк с веселящим; пока ва Дасти отдыхал, пошли смешки-перемолвки.
– У меня к тебе разговорчик будет, – весело сообщил певец. – Потом, как отпою.
– Ладно! – охотно согласился ло Тан. – Кстати, можешь у меня отоспаться: я полость недавно закрепил. Еще соком пахнет, но ты, я думаю, привык.
– Замечательно! – обрадовался Дасти и, понизив голос, спросил: – А ты сам где-нибудь в другом месте переночевать не сможешь?
Ло Тан вздохнул: друг и не думал меняться.
– Смогу, куда уж тебя девать…
Повеселевший ва Дасти тут же подмигнул одной из девчонок. Со значением так подмигнул. А та, понятное дело, с готовностью таяла.
«Отосплюсь тут, у костра, – подумал ло Тан. – Погода хорошая… А под разговоры спать одно удовольствие».
Раз по кругу пошло веселящее, кое-кто до рассвета досидит. Точно.
Вскоре Дасти снова взял гитару, но народ дружно стал требовать сказку. Девчонка, которой Дасти подмигивал – громче всех. И Дасти, конечно же, сдался, хотя ло Тан ясно видел, что ему еще хочется попеть.
– Сказку? – переспросил Дасти сам у себя. – Сказку… Ладно. Будет вам сказка.
Он отложил гитару, хлебнул маленько веселящего (бурдюк как раз дошел по кругу до певца) и объявил:
– Сказка зовется «Трель певчей совы».
У костра сразу стало тихо. Слушатели затаили дыхание.
Неудивительно: сказочников по миру кочует не скажешь чтобы много. А ва Дасти был одним из лучших.
Он кашлянул, прочищая горло, и начал:
«Буря отнесла Листы далеко на юг, посвирепствовала напоследок и бессильно опала над обширными плоскогорьями. Хаст, два дня не покидавший жилища, наконец смог выйти и вдохнуть свежего воздуха. Не отравленного зловонными вулканическими газами дыхания бури, а настоящего, холодного, как ночь, воздуха высоты. Ветер улегся; в этих широтах такое случалось. Вдоль Кольцевого океана, то бишь в экваториальной области, свежий воздушный поток почти никогда не утихал, а бури задевали те места лишь краями. В средних же широтах полное спокойствие чередовалось с чудовищными ветрами, отголосками катаклизмов нижнего мира.
За эти два дня Лист охладился и сильно потерял высоту. Обычно зеленые чаши парили в одном-двух километрах от поверхности; теперь же пристанище Хаста отделяло от Низа неполных полкилометра. Но впереди ожидалось не менее недели спокойной солнечной погоды и Лист, конечно, взберется повыше. Хорошо еще, что не на север отнесло – там сейчас зима…
Солнце описывало круги в безоблачном небе, то спускаясь пониже к горизонту, то поднимаясь, но, пройдя лишь полпути к зениту, заваливалось в сторону и начинало сползать вниз.
Хаст, как и все на Листах, знал, что на самом деле это не круги, а медленно сужающаяся спираль. Придет час и солнце застынет в одной точке небосвода, но кто знает, куда к этому времени отнесут Лист прихотливые ветры высоты? Если ближе к экватору, солнце станет висеть невысоко над горизонтом, если к полюсу – тогда где-то рядом с зенитом. Может статься, что Лист окажется за экватором, в северном полушарии. В этом случае светило вовсе спрячется за горизонт и наступит ночь, достаточно долгая, чтобы деревья сбросили листву, а многие звери залегли в готовую каждое мгновение прерваться спячку.
Почти все время, пока бушевала стихия и Лист трепало, словно пушинку, Хаст дремал в дальнем жилище. Пробудившись, он не услышал скрипа веш и сосен, а из-за шкуры зубра, висящей у входа, пробивались желтые солнечные лучики. Хаст потянулся, отгоняя остатки сна, и встал на колени.
Снаружи донеслась трель певчей совы – чередование нежного свиста, щелчков и скрипа. Хаст выскочил наружу, словно за ним гнался рассвирепевший зубр.
У него была причина ненавидеть певчих сов.
Тогда он был еще ло Хастом – охотником клана лог-вита Стипо. Клан уже лет пять обитал на огромном старом Листе, жизнь в котором медленно угасала. Люди не особо волновались по этому поводу: угасать она будет еще лет тридцать, но давно уже решили при первом же удобном случае покинуть стареющий исполин, который долго давал людям щедрый и безопасный приют. К полюсам во время экваториальных зим он уже много лет не летал и об участии в большом переселении не могло быть и речи. Оставалось надеяться только на крылья. Ждали, когда рядом окажется подходящий незанятый Лист.
Ло Хаст со своим неразлучным другом ло Гри долго и без особого успеха охотился в хвойной зоне. Под вечер их сморило у третьей кромки. Ло Гри подстрелил куропата, ло Хаст – двух барсуков, но этого было слишком мало для опытных охотников. Не должен же клан голодать!
Именно тогда прозвучала призывная трель певчей совы. Ло Хаст приподнял голову: над бурым валиком кромки мелькнуло несколько крылатых силуэтов.
Совы стремительными серыми молниями ныряли вниз, за край.
«Внизу Лист!» – понял ло Хаст. Не станут же совы от нечего делать шнырять вдали от зеленых чаш?
