старшеклассником он с товарищами тёрся возле гостиниц, в которых стояли иностранные туристы, и предлагал путешественникам менять значки с профилем Ленина и кроличьи шапки на жевательную резинку. Проку от жевательной резинки было немного, и постепенно Курицын с дружками приноровились продавать свои шапки за валюту. Дело это было противозаконное, но Курицыну везло, и он ни разу не попался с валютой и даже, напротив, скопил небольшую сумму на джинсы Levi`s, которые приобрёл в валютном магазине в Москве на Моховой улице. Но главное, что, меняя кроликов на жвачку, Пал Романыч порядком насмотрелся на холёных иностранцев и пришёл к выводу, что жить в родной стране – значит не иметь будущего. В нём созрела решимость, во что бы то ни стало покинуть «совок» и принять подданство любого другого государства.
Мечту эту Пал Романыч вынашивал ни один год, пока не подвернулась первая возможность к её осуществлению.
Однажды Пал Романыч просматривал газету и вдруг наткнулся на объявление: «Немецкая семья из Мюнхена ищет для своего ребёнка русскую няню. Зарплата, проживание, питание».
Пал Романыч перечёл объявление. Никогда прежде не собирался он становиться чьей бы то ни было няней и вообще не думал о педагогике как о призвании. Но речь шла о Мюнхене, и Пал Романыч позвонил по номеру в объявлении.
Спустя пару месяцев, Пал Романыч Курицын был уже в Мюнхене.
Нанявшее его семейство Мюллеров придерживалось тех взглядов, что русская няня, хотя и европейка вполне, но денег потребует не больше чем китаянка или зулуска. Оба они – и Герр Мюллер, и Фрау Мюллер – оказались людьми очень занятыми и не имели возможности возиться с собственным младенцем. Герр Мюллер продавал автомобильные покрышки, а Фрау Мюллер сама была нянькой, но только в доме престарелых, где ходила за немецкими стариками. И эта работа ей очень нравилась, поэтому она ни почём не хотела от неё отказываться.
Мюллеры сначала удивились и даже немного испугались, когда им вместо женщины предложили няню-мужчину, но отказываться они не стали, потому что побоялись нарушать права мужчин. Так Пал Романыч Курицын стал жить вместе с этими Мюллерами и работать у них няней. А работа пришлась ему по душе, потому что он целыми днями ничего не делал, как только таскался по улицам Мюнхена и маленьким Мюллером в коляске и, раскрыв рот, глазел на немецкую жизнь. И поначалу ему всё очень нравилось. Но прошло не так уж много времени, и не успел Пал Романыч онеметчиться и начать творить «дела естества обновлённого», как, пообвыкнув и пресытившись работой, затосковал и стал поругивать немцев. Вдруг открылись ему все их национальные пороки, и Пал Романыч с лёгкостью позабыл, с каким презрением ещё недавно обличал он «совок» и буквально не находил себе места «среди этого быдла». Но и прижившись среди аккуратных и дисциплинированных немцев, он с отвращением обнаружил, что «чудище обло, озорно, огромно, стозевно, и лаяй». «Проклятая немчура, – пишет он в дневнике, – жадна до судорог, экономит на всём, а работой дорожат больше жизни и собственных детей!»
Разочаровавшись в немецком народе, Пал Романыч взалкал перемен. Для начала он со скуки стал таскаться со своим младенцем по разным злачным местам Мюнхена. Здесь он познакомился и близко сошёлся с одним русским по фамилии Фиш, от которого и узнал, что искать счастья русскому человеку следует не в затхлом немецком захолустье на подённых работах, а в кипящих котлах цивилизации, где собираются художники, музыканты и прочая богема. Пал Романыч был всего лишь недоучившимся инженером, но музыкальная школа давала ему полное право причислять себя к творцам прекрасного. Поэтому, когда Фиш стал подбивать его отправиться в Рим, чтобы незамедлительно приступить там к производству и распространению матрёшек, Пал Романычу ничего не оставалось, как согласиться. Тем более что жить ему было больше негде и не на что, потому что как раз накануне он вернулся с прогулки нетвёрдой походкой, и Мюллеры, испугавшись за своего младенца, его рассчитали.
Фиш божился, что матрёшки – это невозделанная нива, и сулил скорую «интересную прибыль». Они сговорились и засобирались.
И вот наступил день, когда, Пал Романыч со своим приятелем Фишем отбыли в Рим. Особо надо отметить, что Фиш сумел так прочно войти в доверие к Пал Романычу, что тот взялся довезти его в долг. То есть дорогу до Рима Курицын оплачивал из своего кармана, имея в виду, что Фиш вернёт ему половину с продажи первой же партии матрёшек. Но в Риме Фиш, как водится, исчез, и сколько ни ходил Пал Романыч по вечному городу, Фиша он больше так и не встретил.
Зато, притулившись в отчаянии у столика открытого кафе, Пал Романыч вдруг заслышал умолкнувший было звук родной речи и, сам не зная почему, прослезился. Русских оказалось двое. Представились они Пал Романычу Наташей и Дэном. Расчувствовавшийся Пал Романыч принял их за влюблённую пару, совершающую романтическое путешествие, и, по-своему, не ошибся.
Спустя некоторое время красавица-Наташа, сославшись на усталость, удалилась, а Пал Романыч с Дэном купили водки и стали её пить. Захмелев, они разоткровенничались, и Пал Романыч узнал, что Наташа – создание хотя и милое, но падшее. Где и когда стала она жертвой общественного темперамента, Дэн не знал. Познакомившись с Наташей при известных обстоятельствах в Москве, где Наташа и добывала себе пропитание, Дэн влюбился в неё без памяти и даже загорелся сделать своей женой. Но до этого у них не дошло, потому что Дэна, промышлявшего в Москве разбоем и прочими лихими делами, власти объявили в розыск, и ему пришлось скрываться. Захватив с собой Наташу, Дэн бросился вон из России и нашёл пристанище в Риме на вилле каких-то своих дружков.
