Откровенность за откровенность – и Пал Романыч поведал Дэну свои злоключения: и про Мюллеров, и про лукавого Фиша, и даже про матрёшек, которых ещё нет в природе, но которые Пал Романыч очень скоро изготовит и продаст итальянцам, тоскующим без русских сувениров. В ответ бывалый и тёртый Дэн расхохотался Пал Романычу в лицо и прямодушно назвал эти планы ахинеей. Вместо матрёшек Дэн пообещал Пал Романычу «настоящее, большое дело», которое, если его хорошенько обдумать, может стать очень выгодным. Пал Романыч возблагодарил судьбу, а Дэну, в припадке пьяной сентиментальности, объявил, что пойдёт с ним на любое дело, и попросил, в качестве аванса, приюта, на что Дэн отвечал: «Нельзя, братан!.. Рад бы да нельзя… А езжай-ка ты лучше…» И дал Пал Романычу адрес, по которому в пустующей вилле ночуют «такие как ты… художники». Делать было нечего, и Пал Романыч отправился искать виллу с художниками. Очень скоро, однако, выяснилось, что слова «вилла» и «художники» Пал Романыч и Дэн понимают розно. Прибыв по адресу, Пал Романыч обнаружил каменную халупу с тремя прохвостами внутри. Прохвосты оказались из Румынии. В Риме же они продавали какие-то картины, которыми и была заставлена халупа.
Один из румын по имени Мирча довольно сносно говорил по-немецки. С ним и стал объясняться Пал Романыч. Мирча спросил, что тому нужно, и Пал Романыч отвечал, что ему негде ночевать. Мирча очень удивился, но Пал Романыч рассказал ему про Дэна, и оказалось, что румыны с Дэном знакомы. Тут они стали совещаться между собой, но говорили мало, а больше переглядывались. Наконец Мирча объявил, что Пал Романыч может остаться.
И вот Пал Романыч поселился на «вилле» с «художниками» и стал ждать, когда Дэн призовёт его на «большое дело». К несчастью, Дэн не торопился призывать Пал Романыча. Зато деньги, которые Пал Романыч привёз из Германии, торопливо, точно в оттепель, стали таять в его портмоне. Пал Романыч почувствовал себя неуютно и на первых порах решил поискать благосклонности румын.
Румыны тем временем целыми днями то уходили, то приходили, уносили одни картины, приносили другие.
Как-то Пал Романыч сказал Мирче: «Зачем это вы, румыны, целыми днями ходите с картинами по Риму?» На что Мирча отвечал, что они не ходят с картинами, а скупают их, а после перепродают. «Дозвольте и мне с вами!», – сказал Пал Романыч. Румыны опять стали совещаться, долго переглядывались и… дали добро.
На другой же день они отвели Пал Романыча на какую-то площадь в центре Рима, оставили несколько картин, сказали, которая сколько стоит, и ушли. Пал Романыч простоял так целый день, но никто картин у него не купил. Вечером пришли румыны, пересчитали картины, забрали Пал Романыча и ушли. На второй день всё повторилось, а на третий к Пал Романычу подошла дама – «красивая, но лет сорока» – и стала разглядывать картины и самого Пал Романыча.
Пал Романыч по-итальянски не понимал, но, оказалось, что дама знает по-немецки, и они разговорились. Дама назвалась Лючией и сказала, что купила бы одну из картин, но вначале ей хотелось бы приладить эту картину к своему интерьеру и поглядеть, хорошо ли она там будет сочетаться с обоями и коврами. Пал Романыч пошёл с Лючией и убедился, что живёт она одна в большой квартире.
Пал Романыч стал прилаживать картины к стенам, а Лючия подолгу смотреть. Выбрав же картину и расплатившись с Пал Романычем, Лючия пригласила его выпить кофе, а за кофе стала расспрашивать «ладно ль за морем иль худо, и какое в свете чудо». А Пал Романыч простодушно рассказал Лючии всю свою жизнь. А когда Пал Романыч засобирался домой, Лючия велела ему приходить назавтра, но только без картин.
На следующий вечер он явился, и они снова пили кофе, а потом Лючия сказала: «Оставайся у меня, Пауло!». И Пауло остался.
Так они и зажили вместе – Пауло и Лючия. Про все свои прежние злоключения Пауло как будто и забыл, потому что жилось ему у Лючии очень не худо. Лючия не гнала Пал Романыча работать, а сама давала ему денег. И Пал Романыч, оказавшись в фаворе у богатой и одинокой дамочки, решил, что нашёл то, что искал.
Однажды, отправившись за покупками, Пал Романыч встретил в магазине Дэна, который шепнул ему, что «большое дело» намечается на ближайшие дни, и велел Пал Романычу готовиться. Заодно он спросил, где живёт Пал Романыч, и почему его не оказалось на «вилле художников». А когда Пал Романыч рассказал о Лючии, Дэн его похвалил и прибавил, что для «дела» не мешало бы набрать «ещё ребят». Тут Пал Романыч догадался спросить, что это за «большое дело», и Дэн рассказал, что в одной очень богатой квартире лежит так много денег и разного барахла, что «если взять чуть-чуть, то хозяева даже не заметят». Тем более что хозяин живёт в США, а хозяйка едет к нему и вернётся не раньше чем через месяц. Пал Романыч испугался и стал отнекиваться, а Дэн стал его уговаривать и уверять, что Пал Романычу ничего не придётся делать, «зато будет весело, да и куш приличный». К тому же Дэн знает людей – здесь в Риме, – которые помогут сбыть вещи. Пал Романыч, польстившись более на авантюрность, нежели на куш, колебался недолго.
Они условились, что Пал Романыч станет заходить к румынам, у которых Дэн оставит сообщение о начале операции. Тут они развеселились и порешили называть планируемую операцию «Штурмом Зимнего».
Пал Романыч стал ходить вечерами к румынам, а румыны стали его укорять, что он, набившись в работники, работу бросил. Но Пал Романыч, довольный жизнью, настроен был благодушно, а потому на все трансильванские претензии только отсмеивался. Но потом, будучи обличаем совестью, решил своё отслужить и сказал: «Друзья! Что вам эти картины? Много ли вы за них выручаете? Вот я научу вас такому делу, через которое вы
