Потому что это неизбежно приводит - к убийству. И ты начинаешь вращаться в том же колесе, что Айри. Из любви к своим детям можно убить чужих, но ведь чужие тоже убивают, они же в самом деле многие уже в детстве идут в партизаны, участвуют в боях, и все ведь, абсолютно все оправдывают себя благими намерениями, и она сама, и Айри, и его боевики, и партизаны... Все якобы хотят, чтобы настала мирная жизнь без убийств, справедливая и милосердная. И ради этого...
Я не могу жить с этим, безмолвно сказала Алейн, закрывая глаза. Не могу.
Айри продолжал жить в ее душе, весь такой, как был, с его работой, с его любовью к детям, с его уверенностью в своей правоте, это он застыл там, застрял, и никакими силами уже нельзя было его оттуда удалить.
Алейн ощущала, что периферические сосуды сжимаются все сильнее, что организм лихорадочно сосредотачивает кровь в жизненно важных органах, но и там давление все падает... Психогенный шок, вяло подумала она. Пожалуй, до первого допроса я и не доживу. И не надо больше жить.
В этот момент она почувствовала, как чьи-то руки взяли ее за плечи.
Собственно, почему чьи-то. Это были руки Дьена. Он ничего не говорил, но каким-то образом держал ее за плечи. И пока это так - она не умрет. Она лежит в его руках. Он держит ее. С ней ничего не может случиться.
Это неважно, что она убийца. Для него - совершенно неважно.
В следующую минуту завеса разодралась, и в ее мозг потоком хлынули голоса тайри. Локальная сеть взволнованно переживала за нее и обращалась к ней.
'Алейн, что с тобой?'
'Не сходи с ума! Ты же была готова к этому'.
'Алейн, тебе надо прийти в себя!'
И звонким светлым колокольчиком - голос Линны, юной тайри, новой сестры:
'Алейн, ты должна жить! Слышишь - ты должна жить! Ты неправа! Ты должна была это сделать! И вовсе не все равно, кто и кого убивает!'
И она бросила ей несколько образов, близких им обеим - образов из Второй Мировой войны; и фашистские концлагеря, и знамя над Рейхстагом, и горящие деревни, и Зою Космодемьянскую, и летчика Экзюпери...
Алейн не знала, права ли Линна, но наверное, именно ее неистовая убежденность повлияла на организм. Алейн почувствовала себя лучше. Выпрямилась.
'Но как же теперь быть?' - тихо спросила она сеть.
'Возвращайся домой в первую очередь. Отдохни, восстановись. Мы потом подумаем об этом', - сказала Ташени.
Дьен все это время так и не произнес ни слова. Но не отрываясь, издалека будто бы держал ее за плечи.
Энергия лилась чистым ручейком, отогревала посиневшие пальцы Алейн, билась веселым потоком в сердце.
Алейн выпрямилась. Ей было по-прежнему тяжело на душе, но силы ее вернулись. Она снова стала тайри.
'Спасибо', - прошелестела она в сеть. Ей все же было стыдно перед остальными, несмотря на все хорошее, что ей было сказано. Но теперь она могла действовать.
Алейн встала, еще раз окинула взглядом камеру - и мгновенно перенеслась в свою квартиру, в районе Бонн-Бойель, где ее радостно приветствовал беспокоящийся друг кэриен.
Ноги были ватными, но голова уже не болела, кто-то заботливо снял спазм. Алейн выпила в кухне минералки. Поднялась наверх и уселась в свое кресло, глядя на карандашный набросок лица Дьена, сделанный так давно... В первый раз после убийства она обратилась к другу.
'Денюшка...'
