– Я его с пяти лет знал! Он был порядочный и честный. Не просто порядочный и честный – он был самый порядочный и самый честный! Кому и как он мог насолить, чтобы его – вот так? Черта лысого я поеду в вашу проклятую Москву! Там только бардак и смерть...
– Пойдем, еще выпьем.
– Скажи, – он словно не расслышал меня, – зачем нужна такая Москва, если в ней – убивают?
– Не плачь, друг.
– Я не плачу. Я горюю. Это разные вещи. Кто его? За что его?
Илья кивнул на свежий холм, который сейчас кладбищенские работяги – двое дюжих малых моего возраста с индиферрентными мясистыми физиономиями – деловито обхлопывали лопатами по бокам, – формовали, создавали могилу.
– Не знаю. А если б и знал – не сказал бы.
– Ты туда больше не езди. Оставайся. Как я остался. Забудь и забей. Иначе – тоже пропадешь.
– Я уже там. Я уже пропал...
Илья махнул рукой и отошел прочь. Возможно, он внутри осудил меня за безучастный внешний вид. Я же, отплакав и отпереживав свое, теперь не ощущал внутри ничего, кроме некой ступорозной досады. Зачем ему знать, кто и зачем убил? Что, оторвет от забора доску и побежит мстить? Или просто любопытствует? А какое любопытство – на кладбище? Какая разница, кто и зачем? Какая-то мне увиделась в этих вопросах дремучая провинциальность. Сидят себе тихо, в таком месте, где ничего не происходит, а когда видят, что где-то что-то произошло – высовывают носы и интересуются...
Тут же я сурово осудил себя за цинизм. Илья ни в чем не виноват. У него свое лекало, у меня – свое. У Юры было свое. Глупо сравнивать...
Прибыли даже «новые друзья» – на собственной машине. Прибыл бледный Иванов. Мы обменялись рукопожатием. Мне показалось, что старинный Юрин приятель хотел меня обнять, но в последний момент удержался.
Cамым неожиданным визитером оказался Сережа Знаев. Приехал на такси – прямо к началу погребения. Выглядел всерьез подавленным. Курил безостановочно. Кивнул мне, отцу Юры, мрачно помыкался возле гроба, а когда настало время опускать – схватился за веревку едва ли не первым из всех мужчин. Все это время таксист ждал его в отдалении.
Когда наконец зарыли, Знаев коснулся моего локтя и сказал:
– Отойдем.
По жаре мы все взмокли и устали. От Знаева, сквозь парфюмерно-карамельную защиту, тянуло тяжелым потом. Но дышал он ровно и спокойно. Наклонившись к самому моему уху, тихо произнес:
– Во-первых, за мной должок. Отдам с процентами в течение двух месяцев. Сам тебе позвоню и все привезу. Если не захочешь забирать сразу все – скажи заранее, и я отдам столько, сколько нужно... А во- вторых, там, у обочины, стоят гости. По-моему, дожидаются тебя.
Оглянувшись, я заметил в пятидесяти метрах потертую машинку с московскими номерами. Возле прохаживался некто очень серьезный и очень похожий на переодетого мента. Заметив мой взгляд, незнакомец решительно, но неторопливо приблизился и спросил:
– Ты Андрей?
– Да.
Суровый дядя предъявил удостоверение. Мне пришлось достать и развернуть свой паспорт.
– Зайди к нам завтра. Минут на десять. К тебе есть вопросы. Пиши адрес.
– Нечем.
Суровый без особых эмоций извлек из кармана немного чрезмерно помятых брюк блокнот и авторучку. Записал, рванул, протянул.
Мне тоже пора иметь при себе блокнот и авторучку, подумал я. У всех серьезных взрослых людей постоянно есть под рукой блокнот и авторучка. Пора бы и мне повзрослеть. Только что я похоронил своего лучшего друга. Хороший повод для того, чтобы повзрослеть.
В мрачной толпишке скорбящих и соболезнующих обнаружился и Горохов. Мы поздоровались.
– Слушай, а за что его? Я разозлился.
– Не знаю. А если б и знал – не сказал бы.
– Понятно.
– А ты молодцом, – тихо сказал я. – Хороший костюмчик взял.
– Только вчера купил. Специально в Москву ездил.
– Жатый шелк?
– Сказали – да.
– Ты выглядишь совсем другим человеком.
– Спасибо.
Меня вдруг осенило. Я понизил голос до шепота.
– За моей спиной, справа, стоит человек. У него волосы на голове слегка дыбом. Видишь? Это – Сережа Знаев. Бывший партнер Юры. Коммерсант из Москвы. Перспективный. Я сейчас тебя с ним познакомлю. Может быть, он поможет тебе найти работу.
