– Это плохо. Бейся, брат. Хоть изредка.
– Я бы рад, брат. Но времена изменились.
– Перестань. Времена всегда одни и те же.
– Это спорная телега.
– Времена всегда одни и те же, – повторил друг. – В любые времена проще всего напиваться, а потом вяло дрейфовать вдоль алгоритма... Ты плоховато выглядишь. Кстати, возьми-ка мне еще жвачки.
– Зачем я стану покупать тебе жвачку, если тебя – нет?
– А ты купи. Это действие будет означать, что для тебя я – есть. Существую.
– Ты и так существуешь. Со жвачкой или без жвачки. Ты для меня особая фигура. Все эти пятнадцать лет ты всегда находился рядом со мной. Я советовался с тобой почти каждый день. Для меня ты не погиб. Мертвые спасаются в нашем подсознании, словно в ските, в дальнем монастыре. В нужный момент они приходят на помощь. Влияют и советуют...
Друг с интересом огляделся и даже ухитрился подмигнуть каким-то дамам.
– Значит, тебе понятно, почему я здесь. А теперь ответь, с какой стати ты пьешь посреди рабочей недели? У тебя что, праздник? Или отпуск?
– Отмечаю очередную коммерческую неудачу.
– А может, тебе вместо пьянки все-таки следует в спорт-зальчик сходить? Побиться с кем-нибудь? Постучать по груше? Или по челюсти спарринг-партнера?
– Здоровый образ жизни, – саркастически отреагировал я, – есть натуральный самообман. У меня же все подсчитано. Регулярные походы в спортивный зал отнимут у меня около сорока часов и около пятисот долларов в месяц. Проще и выгоднее снимать стресс в кабаке, нежели в фитнес-центре.
– А что такое «фитнес-центр»?
– Спортивный зал.
– Почему это теперь так странно называется?
– За пятнадцать лет язык изменился. Тебе, как журналисту, процесс перерождения языка должен быть понятен.
Юра усмехнулся, но появившееся было в его глазах озорство опять сменилось печалью.
– Какой я журналист. Я не написал ни одной статьи. Я вор и бандит. За это меня убили. Лучше бы меня убили за статьи в газетах, чем за кражи и вымогательства.
– А за что, кстати, тебя убили? И кто? Я не смог это выяснить.
– А выяснял?
– Так... – уклончиво ответил я. – В основном коллекционировал слухи. Менты убийц не нашли.
– Я знаю.
– Кто это сделал? Принесли жвачку, и друг засунул пластинку в рот, поломал белыми зубами двадцатилетнего мальчишки и громко зачавкал.
– Кто ж тебе скажет. Я разозлился и решил, что надо выпить еще.
– Не хочешь – не говори.
– Не скажу, – ответил друг. – И, кстати, больше не пей. Тебе хватит. Пойдем-ка лучше пройдемся. Счет, пожалуйста!
– Может, ты за меня еще и заплатишь?
– Могу. Я все могу за тебя сделать. И даже без твоего согласия.
– Откуда у тебя деньги?
– Все деньги в этом мире принадлежат мертвым.
Тут Юра извлек из кармана пачку купюр толщиной с «Капитал» Карла Маркса. Я развеселился и выхватил богатство из его рук.
– Немецкие марки! Швейцарские франки! Послепавловские тысячерублевки! Где ты это взял?
Старый друг обиделся и отобрал у меня свое богатство.
– Я от своих денег неотъемлем.
– Прекрати говорить афоризмами. Это моветон. А бумажки свои спрячь и никому не показывай. Франки, кроны, марки, крузейро, песеты и лиры больше не имеют хождения. Теперь существует единая валюта. Евро. Выглядит вот так.
Юра осторожно взял желтую бумажку и провинциальным жестом рассмотрел ее на свет.
– Какая-то фигня, а не деньги. Фантики.
– Тем не менее. За пятнадцать лет произошло много важного, брат. Два дефолта, реформа и деноминация... Вот, полюбуйся. Это новые русские деньги.
– Новые?
– Да.
