был нужен богатый и преуспевающий... Мама помогла, приятели поддержали... В общем, что-то с кем-то я замутил, где-то как-то склеил, там исхитрился, здесь спосредничал – пошла капать копейка... До сих пор капает. Так и маюсь потихоньку. Не голодаю. Не рискую. На жизнь не жалуюсь. Довольствуюсь малым. Вверх лезть не желаю, потому что уж очень больно оттуда падать... На пару дринков в кабаке, на бельишко жене, на игрушку сыну у меня всегда есть. Каждый год отправляю семью в Европу. А то сам езжу... В общем, научился жить...
– Значит, свечной заводик ты под себя не подмял. Забился в щель. А я-то думал – ты сейчас сидишь, как паук в паутине, как профессор Мориарти... Миллиардами ворочаешь...
– Ну их на хуй, эти миллиарды. После тюрьмы я стал очень скромный.
– А мечтал-то ведь о другом.
– Все мечты давно в прошлом.
Юра вздохнул.
– Значит, пятнадцать лет в бизнесе?
– С перерывом на тюрьму.
– И довольствуешься копейками?
– Именно так.
– Жаль... – разочарованно сказал друг. – Так жаль... Не этого я ожидал. Потратить пятнадцать лет, чтобы научиться довольствоваться малым... Я в тебя очень верил. Если кто и должен был стать нефтяным воротилой, промышленным магнатом – так это именно ты. Не пил, не курил, работал, как зверь...
– Для магната я слишком добр. Многое прощаю людям.
– А что теперь у вас здесь творится? В стране?
– Укрепляем рубль, поднимаем экономику. Покупаем в кредит квартиры, автомобили и телевизоры.
– Красавцы. И что, получается у тебя такая жизнь?
– С трудом, но получается... Все, Юра. Мы пришли. Прощай.
– Не торопись. – Друг оглядел меня с ног до головы. В точности как тогда, в последний вечер своей жизни, перед тем, как предложить мне командировку в Крым.
– Я бы хотел тебе помочь, – произнес он.
– Чем? Упреками?
– Там видно будет.
Всякий раз, входя в свой дом, я заново самоидентифицируюсь. Весь день бегаю, езжу, с кем-то встречаюсь, вращаю направо и налево смертельно надоевший руль, сиплю фразы в мобильную трубу, тяну из кармана то крокодиловый лопатник, то паркер с золотым пером, мусолю ладонями выбритые щеки, умащенные дорогим одеколоном. Аристократическим, бля, жестом поддергиваю манжеты рубахи. И думаю про себя: ах, какой я мощный, какой серьезный, солидный и деловой! Какие разговоры разговариваю! Какие планы в голове, какие ярчайшие идеи!
А в ежевечернем финале такого круговорота возвращаюсь домой и наблюдаю убогую берлогу с ободранными подоконниками и обоями, отставшими от стен.
Стоит, правда, посреди дерьма телевизор с огромным экраном, диван кингсайз, компутер последней модели. Развешаны по стенам, для блезиру и радости глаза, антикварные географические карты. Одно время я всерьез планировал поездку на Крымский Вал, на ярмарку художников, – накупить картин непризнанных гениев и завесить ими неприглядные вертикальные плоскости. В итоге выйдет дешевле, чем сделать полноценный ремонт. Но дело так и не дошло ни до похода по художникам, ни до ремонта. Моя квартира – убежище неуравновешенного и бестолкового человека, имеющего устойчивую вредную привычку приобретать вещи верхней ценовой категории.
С другой стороны, дом есть дом. Место, где меня ждут и где мне рады. Место, где находятся те, ради кого я живу.
А вот и жена. Как всегда, она прекрасна. Ее взгляд пронзает меня насквозь. Чувствую себя нанизанным на вертел, на шампур. Еще жив, но уже поджариваюсь.
– Где ребенок? – спросил я.
– Время – десять вечера, – с легким презрением сообщила супруга. – Где может быть твой ребенок? Спит давно. У тебя все в порядке?
– Вполне.
– Ужинать будешь?
– Позже.
Она видит, что я пьян, но эту тему не поднимает. Привыкла.
– Где ты был?
– Что значит «где»? Работал. Где я еще могу быть?
– Деньги принес?
– Деньги будут завтра.
– Надо срочно погасить долг по квартплате.
– Понял.
– И за телефон.
