Если кто-то возразит, что для того, чтобы добиться такого результата во всей полноте, свободу индивида необходимо будет уничтожить или предельно ограничить, то на это можно ответить, что право индивида на любого рода эгоистическую свободу, идущую вразрез с интересами Государства, которое представляет ум, волю, благо и интересы всего общества, сарвам брахма, является опасной фикцией, пагубным мифом. Индивидуальная свобода жизни и деятельности — даже при временном допущении свободы мысли и слова, которая тоже едва ли останется незатронутой, когда социалистическое Государство как следует возьмется за индивида, — на практике может означать чрезмерную свободу, данную инфрарациональным частям человеческого существа; а разве не эти части человеческой природы доvлжно тщательно контролировать, если не полностью подавлять, коль скоро человеку суждено стать разумным существом, ведущим разумную жизнь? Наиболее осмысленно и действенно осуществлять такой контроль могут коллективный разум и коллективная воля Государства, которые шире, совершенней и просвещенней, чем индивидуальные разум и воля; ибо Государство извлекает пользу из всей суммы знаний и стремлений общес-тва, чего не может сделать средний индивид. Просвещенный индивид, конечно, вполне может рассматривать этот коллективный разум и коллективную волю как свои собственные более широкие ум, волю и совесть, в счастливом подчинении которым он может найти радикальное освобождение от своего меньшего и менее рационального «я» и, следовательно, обрести свободу более подлинную, чем любая свобода, на которую ныне притязает его маленькое обособленное эго. Были даже такие заявления, что дисциплинированный немец, подчиняющийся малейшему знаку полицейского, государственного чиновника, армей-ского офицера на самом деле является самым свободным, самым счастливым и самым нравственным индивидом во всей Европе, а следовательно, и во всем мире. То же утверждение в заостренной форме, вероятно, применимо и к вымуштрованному счастью граждан фашистской Италии и нацистской Германии. Государство, воспитывающее индивида и управляющее им, обязывается развивать его интеллект, нравственность, практичность и всесторонне совершенствовать его, а также позаботиться о том, чтобы он всегда и во всем оставался, хочет он того или нет (строго следуя линии поведения, начертанной Государством), интеллектуальным, нравственным, практичным и всемерно совершенным.
К сожалению, эта великолепная теория, как и предшествующая ей индивидуалистическая теория, непременно натолкнется на расхождение между сформулированными ею идеями и реалиями человеческой природы; ибо она не принимает во внимание сложность человеческого существа и все, что эта сложность подразумевает. И в частности, она не принимает во внимание душу человека и ее высшую потребность в свободе, а несомненно также потребность в контроле над низшими частями человеческой природы — ибо такой контроль является составной частью абсолютной свободы, к которой стремится человек, но речь идет не о поверхностном управлении ими посредством ума и воли других людей, а о все более и более полном самоконтроле. Подчинение тоже является частью совершенствования души, но свободное и естественное подчинение истинной направляющей силе, а не механическому управлению и руководству. Коллективное существо есть факт; все человечество можно рассматривать как коллективное сущест-во, но это существо является душой и жизнью, а не просто разумом или телом. Каждое общество развивается в своего рода субдушу, или групповую душу в составе этого человечества, и развивает также общий характер, природу, склад ума, вырабатывает главные идеи и тенденции, которые формируют общественную жизнь и общественные институты. Но присущие обществу коллективные разум и воля не являются в равной степени достоянием всех членов общества; ибо групповая душа вырабатывает свои тенденции на основе разнообразия мнений, разнообразия стремлений, разнообразия жизни, и интенсивность групповой жизни в большой мере зависит от того, насколько динамично это разнообразие, насколько непрерывно оно пополняется и насколько полно представлено. А раз так, то правление, осуществляемое организованным Государством, всегда должно означать правление, осуществляемое группой индивидов — причем, будет ли эта группа меньшинством или большинством, в конце концов не имеет принципиального значения. Ибо даже когда номинально обществом управляет большинство, на самом деле всегда именно разум и воля сравнительно немно-гочисленных индивидов, способных к эффективной деятельности, а вовсе не коллективный разум и воля всех членов общества, осуществляют руководство и контроль с согласия полузагипнотизированных масс. Нет оснований предполагать, что незамедлительная национализация Государства вообще как-либо повлияет на фактическую неизбежность такого государственного правления, пока народные массы еще не обладают полностью рационализированным и развитым умом.
В прежних инфрарациональных обществах, по крайней мере на первых порах, управление осуществляло не Государство, но сама групповая душа, развивавшая свою жизнь в формах традиционных общественных институтов и саморегулирующих законов, которым все должны были подчиняться; правители были только исполнителями ее воли и ее орудиями. Действительно, это вызвало боvльшую подчиненность индивида обществу, но она не ощущалась, поскольку индивидуалистическая идея еще не родилась и все появившиеся различия так или иначе предусматривались — в некоторых случаях благодаря тому удивительно широкому разнообразию типов в обществе, которое государственное правление все сильнее стремится устранить. С развитием системы государственного правления начинается настоящее подавление или притеснение меньшинства большинством или большинства меньшинством, индивида коллективом и наконец всех и вся безжалостной государственной машиной. Демократическая свобода пыталась свести к минимуму это давление; она оставила возможность свободной деятельности для индивида и ограничила, насколько могла, роль Государства. Коллективизм впадает в другую крайность; он не оставляет никакого пространства для индивидуальной свободы, и чем более он будет развивать рациональный ум индивида при помощи всеобщего образования высокого качества, тем сильнее будет ощущаться это давление — если только на самом деле он не станет отрицать свободу мысли вообще и не принудит умы всех людей следовать единому шаблонному образу мышления.
Для развития человеку необходима свобода мысли, жизни и действия иначе он прекратит свой рост и останется недоразвитым статичным существом. Если его индивидуальный ум и интеллект развиты плохо, он может согласиться (подобно инфрарациональному уму) развиваться в групповой душе, в стаде, в массе, совершая едва заметную полуосознанную общую эволюцию, обычную для всех низших элементов Природы. По мере того, как человек развивает индивидуальный разум и волю, он чувствует потребность (которую общество должно удовлетворить) в пространстве для все более и более широкого проявления индивидуальнойсвободы и вариативности, по крайней мере до тех пор, пока эта свобода не станет представлять опасность для других людей и общества в целом. Когда разум индивида получает полное развитие и способность свободной деятельности, его потребность в свободе возрастает наряду с появлением бесконечного разнообразия вариаций, ко-торое несет с собой это развитие; и если разрешена только свободная деятельность мысли и разума, а свободная деятельность разумной во-ли на практике запрещена в силу чрезмерной регламентации жизни, то в результате появляются нестерпимые противоречие и ложь. Люди могут терпеть их какое-то время, принимая во внимание те великие и очевидные новые преимущества — порядок, экономическое развитие, средства эффективной деятельности и удовлетворения разума в смысле научного прогресса, которые принесет коллективистское устройство общества; но когда эти преимущества коллективизма станут чем-то само собой разумеющимся, а его недостатки начнут все больше осознаваться и становиться все более заметными, тогда неудовлетворенность и протест обязательно возникнут в самых ясных и деятельных умах в обществе и неминуемо распространятся в массах. Такая интеллектуальная и витальная неудовлетворенность при подобных обстоятельствах вполне может принять форму анархистской мысли, поскольку анархистская мысль отражает именно потребность в свободном про-явлении — и во внутренней жизни, и во внешнем ее выражении потребность, которая ведет к протесту, и по отношению к социалистическому строю анархистская мысль будет носить неизбежно подрывной характер. Государство может бороться с ней только при помощи образования, приспособленного к жестко регламентированным формам жизни, — образования, целью которого будет загнать личность в жесткую систему идей, требований, предписаний, как это делалось при старом инфрарациональном укладе жизни, и подавлять свободу слова и мысли так, чтобы научить и заставить всех держаться одного образа мыслей, одного настроения, одного мнения, одного чувства; но в рациональном обществе такое средство борьбы будет внутренне противоречивым, не действенным; если же оно окажется действенным, то будет представлять собой еще большее зло, чем то, против которого оно направлено. С другой стороны, если свобода мысли отрицается с самого начала, то это означает конец Века Разума и идеала рационального общества. Человек ментальное существо, и если ему отказано в возможности использовать (кроме как в установленных узких пределах) ум и разумную волю, он резко
