Она восхитилась деликатностью, которой прежде и не предполагала в Лоренцо. Не возник сам на ее пути – неумолимый, неотразимый, – а дал ей возможность подумать, выбрать…
Значит, он не согласен с Чезаре, считающим ее предательницей и лгуньей. Значит, его в чем-то убедили их две безумные ночи, а потом та, третья, между жизнью и смертью, когда Александра отдавала свое дыхание ради его спасения…
– Так вы идете, синьорина? – напомнил о себе оборванный Меркурий [49], проявляя некоторые признаки нетерпения.
– Погоди, – пробормотала Александра. – Дай подумать.
– О Мадонна! – так и взвился «Меркурий», словно и впрямь был облачен в крылатые сандалии. – Да чего тут думать, не понимаю. Любая синьорина, даже во сто крат прекраснее, чем вы, будет только счастлива принадлежать этому синьору! Он так умен, он столько знает. Деньги так и сыплются в его руки…
Последняя фраза могла бы удивить Александру, но она ее пропустила мимо ушей. Дело решило упоминание о других синьоринах, «во сто крат…» – ну и так далее. Ну нет! Теперь она не упустит своего счастья!
– Пошли, – решительно взглянула она на «Меркурия». – Веди. Куда? Где он?
– Да тут, недалеко! – просиял мальчишка. – На площади, за углом.
И он вприпрыжку ринулся вперед, часто, впрочем, останавливаясь, чтобы взглянуть на Александру и при надобности понукнуть ее.
Впрочем, надобности такой не было. Александра спешила со всех ног и была немало раздосадована, когда на площади, где она ожидала увидеть Лоренцо, путь им преградила огромная толпа.
Поистине, сегодня Александре несказанно везло на развлечения, ибо народ собрался поглазеть на высокого и необыкновенно важного синьора в треуголке, напудренном парике и громадных, круглых, как глаза у совы, темных наглазниках-очках. Сначала Александра подумала, что это – бродячий поэт, ибо он провозглашал:
Но потом она сразу сообразила, что перед ней – бродячий врач, который стихами воспевает удивительное действие изобретенного им лекарства: пургатина.
Желудок человеческий – великий грешник, повествовалось далее в стихах, но стоит только выпить ложку из этой бутылочки или проглотить вот эту пилюлю, чтобы желудок тотчас же получил индульгенцию и немедленно освободился от своих грехов.
Воодушевленные покупатели ринулись выворачивать свои карманы, набивая карманы врача-поэта. Проводник Александры восхищенно присвистнул, во все глаза глядя на большедорожного доктора, у которого продавались и капли от зубной боли, и средства от чесотки, и мази от бородавок. Нарасхват шли магические лекарства. Если старик женится на молодой девице, стоит ему глотнуть вот этого снадобья, как он получит возможность оказаться на должной высоте. Если девушка пошалила и боится разных вредных последствий своей шалости, врач вручит ей флакон со спасительной жидкостью, от которой… все ясно.
Мальчишка неотрывно глядел на болтуна, но для Александры слушать второго «волшебного попугая» было уже невмоготу.
– Где же он? – спросила она шепотом, тщетно пытаясь отыскать в окружающей ее толпе знакомые, обожаемые черты, но мальчишка только отмахнулся: не мешай, мол!
Между тем к бродячему врачу пробилась некая синьора и сообщила, что ее очень беспокоит цвет ее лица.
– А у вас прекрасное лицо, синьора, и очень здоровый цвет! – покривил душой доктор, глядя на грубые черты и багровую кожу. – Но если вы желаете… если желаете… – Он окинул взором толпу и указал на Александру: – Если желаете сделаться похожей на эту прекрасную синьорину, то у меня отыщется необходимое средство. Ваше чело и ланиты приобретут ослепительный цвет ночной лилии.
Краснолицая синьора, точно боевой конь, услышавший звуки боевой трубы, взыграла всем своим могучим телом и уставилась на Александру так алчно, словно желала немедля содрать кожу с ее лица и напялить на свое, как маску. Да, вот уж кому пристала бы баутта, подумала Александра, прикидывая, как бы половчее выбраться из толпы. Беда, она не знала, где искать Лоренцо!
Мальчишка ничего не видел, кроме удачливого шарлатана, поэтому Александре скрепя сердце пришлось смириться и ждать, пока не закончится «представление» и путь не очистится.
Между тем, заметив интерес покупательницы, доктор вовсе запел соловьем, и кончилось все тем, что она за пять золотых получила флакон с темной жидкостью.
– А как мазаться? – спросила дама, подозрительно вглядываясь в густой осадок.
– Как употреблять? – уточнил доктор. – В полдень следует намазать лицо этим снадобьем и выставить его на солнце. Если будет немного щипать – ничего. Надо потерпеть, потому что результат превзойдет все ваши ожидания. Я лечил от такой же неприятности абиссинскую императрицу и великого герцога Марокко. В обоих случаях помогло. Великий герцог подарил мне за это десять белых жеребцов и двадцать черных невольниц. И я с помощью этого эликсира сделал жеребцов черными, а невольниц белыми.
– И где же они теперь? – невольно спросила Александра, зачарованная, как и все здесь, этим извержением вранья.
– Э?.. Жеребцы? – осведомился врач.
– Нет, невольницы.
– Э!.. Невольницы все повыданы замуж за принцев, графов и маркизов!
Последние слова оказались решающими: обладательница флакона со всех ног бросилась превращаться в красавицу, провожаемая завистливыми взглядами не менее краснолицых, менее состоятельных синьор. Александра, как и все, проводила взором жертву мошенника, а потом, заметив, что толпа начала понемножку расходиться, бесцеремонно дернула за рукав своего проводника:
