заговорил о том, что первым пришло в голову:
– Так вы полагаете, что нам нужна независимая международная организация, обладающая достаточной властью, чтобы воздействовать на эти компании? – голос его прозвучал излишне резко. – Ограничить их влияние?
– Да, – спокойно ответила она. – Я думаю, это прекрасная идея.
Он прошел мимо женщины в строгом платье и на прощание весело помахал ей рукой, полагая, что этого ждут от журналиста.
– Все в порядке, – заверил он ее. – Уже ухожу. Спасибо за помощь… нет необходимости звонить в полицию и говорить, что в помещении посторонний.
На цыпочках он прошел мимо детей, вновь попытался очаровать учительницу улыбкой.
– В последний раз, – пообещал он ей.
Но в ответ улыбнулись только дети.
На улице два старика в черных плащах и шляпах все еще дожидались похорон. Две молодые женщины сидели в припаркованной у тротуара «Ауди» и изучали карту. Он вернулся в отель и вдруг спросил у портье, нет ли для него писем. Писем не было. Поднявшись в номер, вырвал из блокнота исписанный листок, затем нижний, на котором мог «пропечататься» текст. Сжег оба в раковине, включил вентилятор, чтобы разогнать дым. Лег на кровать и задумался над тем, как шпионы убивают время. Задремал и проснулся от телефонного звонка. Взял трубку, вовремя вспомнил, что надо сказать: «Аткинсон». Звонила горничная, по ее словам, «проверяла». Извинилась. Проверяла что? Но шпионы не задают таких вопросов вслух. Они стараются не вызывать подозрений. Шпионы лежат на белых простынях в серых городах и ждут.
Старый форт Билефельда расположился на вершине высокого холма, с заросшими зеленой травой склонами. Среди затянутых плющом крепостных валов хватало места автостоянкам, столам для пикников и муниципальному парку. В теплые месяцы форт был любимым местом отдыха горожан. Они прогуливались по тенистым аллеям, и ели ленчи, и пили пиво в ресторане «Охотник». Но в дождливое время форт напоминал заброшенную детскую площадку. Таким, во всяком случае, воспринял его Джастин, когда вышел из такси за двадцать минут до назначенного срока, в надежде провести разведку выбранного им места встречи. Асфальт пустых автостоянок блестел от дождя. На лужайках виднелись тронутые ржавчиной таблички, требующие не спускать собак с поводка. Со скамьи под крепостной стеной за ним наблюдали двое ветеранов в шарфах и пальто. «Те же два старика, которые утром, в черных хомбургах, дожидались похорон? Почему они так смотрят на меня? Я – еврей? Я – поляк? Сколько пройдет лет, прежде чем ваша Германия станет еще одной скучной ев ропейской страной?»
К форту вела одна дорога, и Джастин двинулся по ней, держась середины, подальше от сливных канав, чуть ли не доверху заполненных опавшими листьями. «Когда она приедет, я подожду, пока она выйдет из автомобиля, прежде чем заговорить с ней, – решил он. – Автомобили тоже имеют уши». Но автомобиль Бирджит ушей не имел. Потому что приехала она на велосипеде. Поначалу он принял ее за призрачную всадницу, понукающую своего жеребца подняться на холм. Пластиковый плащ развевался за спиной, флюоресцирующая упряжь напоминала крест на плаще рыцаря, выступившего в крестовый поход. Постепенно призрак обрел плоть, и он увидел, что перед ним не крылатый серафим и не гонец, спешащий сообщить об исходе битвы, а молодая мать в плаще, вращающая педали велосипеда. А над плащом виднелись не одна, а две головы: вторая принадлежала ее белокурому сыну, который пристроился на сиденье позади нее. Джастин навскидку определил, что ему года полтора, не больше.
Зрелище это так понравилось ему, что впервые со смерти Тессы он рассмеялся, радостно, от всей души.
– Где, по-вашему, я могла за столь короткое время найти сиделку? – воинственно воскликнула Бирджит, неправильно истолковав его веселость.
– И не надо было ее искать, и не надо было! Хорошо, что вы приехали с ним, просто замечательно. Как его зовут?
– Карл. А вас?
– Вы еще написали ей, что она – wagnalsig, – напомнил он, и тут же Бирджит перестала хмуриться, а на ее губах заиграла улыбка.
Она сняла плащ, свернула его, попросила Джастина подержать велосипед, чтобы она могла расстегнуть ремни, снять с сиденья Карла и поставить его на дорогу. Потом отстегнула сумку и повернулась к Джастину спиной, чтобы он переложил в рюкзак бутылочку Карла, пачку Knackerbrot, чистый памперс и два сэндвича с ветчиной, завернутые в вощеную бумагу.
– Вы ели сегодня, Джастин?
– Что-то перехватил.
– Понятно. Мы сможем поесть. И потом не будем такими нервными. Carlchen, du machst das bitte nicht. Мы можем пройтись. Карл обожает ходить пешком.
Нервными? Кто нервный? Сделав вид, что смотрит на тяжелые дождевые облака, Джастин медленно повернулся вокруг оси. Они никуда не делись, два старика, сидевшие у крепостной стены.
– Я даже не знаю, что именно и сколько пропало, – пожаловался Джастин, рассказав, что случилось с лаптопом Тессы. – У меня создалось впечатление, что ваша переписка была гораздо обширнее распечаток, которые сделала Тесса.
– Что вы прочитали об Эмрих?
– Она эмигрировала в Канаду. Но продолжает работать на «КВХ».
– Значит, вы не знаете, в каком она сейчас положении… какие у нее проблемы?
– Она пбссорилась с Ковач.
