спортивную форму, на другие необходимые мелочи. Мод как раз получила небольшое наследство, Донохью выплатили страховую премию. К возвращению в Найроби они знали, что деньги пошли на благое дело, и Донохью никогда раньше не чувствовал себя таким счастливым. А оглядываясь назад, жалел о том, что потратил так мало времени на детский футбол и так много – на шпионов. Та же мысль мелькнула у него в голове, когда он наблюдал, как Куртисс опускает свой массивный зад на кресло из тика, кивая и подмигивая, словно добрый дедушка. «Он пускает в ход свое знаменитое обаяние, которое оставляет меня равнодушным», – подумал Донохью.
– Пару дней тому назад я побывал в Хараре, – доверительно сообщил Куртисс, наклонившись вперед. – Этот глупый петух Мугабе назначил нового министра по национальным проектам. Многообещающий молодой человек, должен тебе сказать. Ты знаешь, о ком я говорю, Тим?
– Да, конечно.
– Хороший парень. Он бы тебе понравился. Помогает нам в одном деле. И очень любит взятки. Я подумал, что тебе следует знать об этом. В прошлом это срабатывало, не так ли? Тот, кто берет взятки от Кенни К., не откажется брать их от конторы Ее Величества. Так?
– Так. Благодарю. Нам это определенно пригодится. Я передам по инстанциям.
Опять кивки и подмигивания, сопровождающиеся добрым глотком коньяка.
– Знаешь новый небоскреб, который я построил рядом с Ухуру-хайуэй?
– Очень красивый, Кенни.
– На прошлой неделе я продал его русскому. Дуг мне говорит, боссу мафии. Большому боссу, не мелкоте, с которой нам приходится здесь сталкиваться. Говорят, он имеет немалую долю в торговле наркотиками, которую держат корейцы, – Куртисс откинулся на спинку кресла, всмотрелся в Донохью с озабоченностью близкого друга. – Эй, Тим. Что с тобой? Ты так побледнел, словно вот-вот потеряешь сознание.
– Я в порядке. Такое со мной иногда случается.
– Это все химиотерапия. Я же предлагал тебе обратиться к моему врачу, а ты все отказываешься. Как Мод?
– У Мод все хорошо, благодарю.
– Возьми яхту. Расслабьтесь, побудьте вдвоем. Скажи Дугу.
– Еще раз благодарю, Кенни, но не хотелось бы афишировать наши отношения. Ты понимаешь.
Кенни кивнул, вздохнул, развел руки. Вот человек, который ничего не берет.
– Ты не присоединяешься к тем, кто не хочет иметь ничего общего с Кенни, Тим? Не собираешься кинуть меня, как банкиры?
– Разумеется, нет.
– И правильно. Ибо пострадаешь прежде всего ты. Этот русский, о котором я тебе говорил. Знаешь, что он припрятал на черный день? Что он показал Дугу?
– Слушаю со всем вниманием, Кенни.
– Я построил под небоскребом подвал. Хотел использовать его как подземный гараж. Подвал обошелся мне в кругленькую сумму, но я решил, что без него никак не обойтись. Четыреста стояночных мест на двести квартир. А этот русский, фамилию которого я собираюсь тебе назвать, заставил подвал большими белыми грузовиками с надписью «ООН» на бортах и дверцах кабины. Сказал Дугу, что они никогда не были в деле. Упали с корабля по пути в Сомали. И теперь он хочет их продать, – он картинно всплеснул руками. – Это же надо? Русская мафия, предлагающая купить грузовики ООН!
– Расскажите.
– Импортировать их. Из Найроби в Найроби. Мы их вроде бы купим за границей, договоримся с таможней и проведем по нашей бухгалтерии как новые. Если это не организованная преступность, то что? Русский воришка среди бела дня здесь, в Найроби, обдирающий ООН как липку! Это же просто анархия! А я терпеть не могу анархию. Поэтому воспользуйся этой крупицей информации. Передай ее куда следует. С наилучшими пожеланиями от Кенни К. За это я денег не возьму. Как говорится, за счет заведения.
– Они будут счастливы.
– Я хочу, чтобы его остановили, Тим. Немедленно.
– Коулриджа или Куэйла?
– Обоих. Я хочу, чтобы Коулриджа остановили, я хочу, чтобы затерялся этот глупый отчет жены Куэйла… «Господи, – подумал Донохью, – он знает и об отчете».
– Я полагал, что Пеллегрин его уже потерял, – он нахмурился, как хмурятся старики, когда память вдруг им изменяет.
– Бернарда в это не впутывай! Он мне не друг и никогда им не был! Я хочу от тебя одного: скажи своему мистеру Куэйлу, если он и дальше будет доставать меня, я ничем не смогу ему помочь, а зуб точат на него, а не на меня! Понял? С ним бы расправились в Германии, если бы я не замолвил за него словечко. Слышишь?
– Я слышу вас, Кенни. И все передам. Ничего больше обещать не могу.
С медвежьей живостью Куртисс выпрыгнул из кресла и заметался по кабинету.
– Я – патриот! – кричал он. – Подтверди это, Донохью! Я – гребаный патриот!
– Разумеется, Кенни.
– Скажи это вслух. Я – патриот!
– Вы – патриот. Вы – Джон Буль. Вы – Уинстон Черчилль. Что еще я
