Верный садовник

С танцами. Чтобы поднять всем настроение. Должно быть, Сэнди уже говорил об этом с тобой. Не так ли?

– Еще нет, Глория, но, без сомнения, поговорит.

«От Сэнди, как всегда, никакого толку, – с грустью подумала Глория. – Забывает о моих просьбах, едва выйдя за дверь. А домой возвращается, чтобы с помощью виски вогнать себя в сон».

– Так или иначе, мы хотим устроить праздник, Майк, – решительно продолжила она. – С танцами, выпивкой и закуской. Буфет с горячим и живая музыка. Пригласим хорошую местную группу. Не дискотеку, как была у Елены, с холодными закусками. Сэнди дает на это часть представительского фонда, атташе пообещали порыться в закромах. И это только начало. Ты меня слушаешь?

– Разумеется, Глория.

Напыщенный мальчишка. Мнит себя большим человеком. Ну да Сэнди ему прижмет хвост, если представится такая возможность.

– Отсюда два момента, Майк. Оба деликатные, но я все равно считаю необходимым их коснуться. Первый. В отсутствие Портера его фонд остается в неприкосновенности или можно убедить его дать команду внести некую лепту в наш праздник? Как по-твоему?

– Второй?

«С ним просто невозможно иметь дело».

– Второй момент, Майк, где? Учитывая масштаб события… и наличие большого шатра для буфета… а также важность для английской колонии… мы вот подумали, вернее, я подумала… Сэнди для этого слишком занят… если мы хотим отпраздновать День Содружества по высшему разряду, хорошо бы собраться, при условии, что все согласятся, на лужайке у резиденции посла. Майк? – У нее создалось ощущение, что тот нырнул под воду и уплыл.

– Слушаю, Глория.

– Самое удобное место, не так ли? Опять же, есть где поставить автомобили. В дом, конечно же, никто не пойдет. Это дом Портера. Разве что в туалеты. Не можем же мы ставить биотуалеты в саду резиденции посла, не так ли? Я хочу сказать, все же на месте. Слуги, охрана, и все такое. Конечно, ждут они не нас, а возвращения Портера и Вероники. Сэнди и я всего лишь исполняем их обязанности. Речь не идет о захвате резиденции. Майк, ты меня слышишь? У меня такое впечатление, что я рассказываю все это себе.

Так и было. Отказ поступил в тот же вечер, в виде отпечатанного письма, копию которого Милдред наверняка оставил себе. Секретарь привез его сам, но разговаривать с Глорией не стал. Она лишь увидела, как он отъезжал от дома в автомобиле с открытым верхом. За рулем сидел итальянец. Отдел протокола категорически против, писал он. Резиденция посла и ее лужайки в его отсутствие не должны использоваться ни для каких мероприятий. Любая попытка будет рассматриваться «фактической аннексией прерогатив посла», на такой вот грубой ноте заканчивал он. И добавлял, что с разъяснениями по этому поводу уже отправлено официальное письмо из Форин-оффис.

Вудроу пришел в дикую ярость. Никогда раньше он так не кричал на нее. «Пусть это послужит тебе хорошим уроком, – ревел он, кружа по гостиной. – Или ты думаешь, что я получу должность Портера, устроив пьянку с танцами на его гребаной лужайке?»

– Я всего лишь разведала обстановку, – слабо протестовала она. – А в том, что я хочу, чтобы ты стал сэром Сэнди, нет ничего плохого. И я знаю, что тебя посвятят в рыцари за свои, а не за чужие заслуги. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, – потом сделала логичный вывод: – Мы неплохо повеселимся и у нас, – и задумчиво оглядела сад.

* * *

И вот наступил великий День Содружества.

Энергия, нервы, силы, вложенные в подготовку, окупились сполна. Гости прибыли, музыканты играли, напитки разносились, пары болтали, палисандровые деревья цвели, жизнь била ключом. Шатер, доставленный по ошибке, заменили заказанным, бумажные салфетки – льняными, пластиковые ножи и вилки – металлическими, над шатром подняли национальный флаг. Вместо генератора, который кашлял, как больной мул, поставили другой, этот булькал, словно кипящая в чайнике вода. Белые лица разбавляли и африканцы, в последний момент приглашенные Сэнди, в том числе два или три человека из окружения Мои. Вместо того чтобы прибегать к услугам никому не известных официантов, Глория отдала предпочтение прислуге из домов других дипломатов. А также пригласила Мустафу, который, убитый горем, до сих пор не нашел себе другую работу. Но посланный Глорией Джума разыскал его, и теперь Мустафа кружил между столов, безусловно, довольный тем, что о нем не забыли. Полиция, что удивительно, прибыла вовремя и организовала парковку. Тепер ь проблема заключалась лишь в том, чтобы не дать им напиться, но Глория строго напомнила полицейским об их обязанностях и тешила себя надеждой, что ее слова не остались простым сотрясением воздуха. И музыканты играли прекрасно, настоящий джангл, разве что Сэнди любил танцевать под более медленную музыку. Выглядел Сэнди великолепно, в новом смокинге, который Глория купила ему, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Из шатра доносились такие дразнящие ароматы. А значит, не оставалось сомнений, что гости воздадут должное и буфету. Конечно, никаких фантастических блюд они там не найдут, все-таки это Найроби – не Лондон, но она на все сто процентов использовала имеющиеся в ее распоряжении финансовые ресурсы. «Закуски у нас определенно лучше, чем были у Елены», – с чувством глубокого удовлетворения отметила Глория. И дорогая Гита, в золотом сари, выглядела божественно.

* * *

Вудроу лучился счастьем. Наблюдая за парами, извивающимися под музыку, которую он терпеть не мог, систематически прикладываясь к четвертому стакану виски, он видел себя морским волком, сумевшим, несмотря на все превратности судьбы и погоды, благополучно привести корабль в родную бухту. «Нет, Глория, я никогда к ней не подкатывался… или к кому-то еще. Нет на все твои вопросы. Нет, не узнать тебе от меня ничего того, что потом ты смогла бы использовать против меня. Не узнать ни тебе, ни архисучке Елене, ни Гите, этой гребаной пуританке. Как правильно в свое время заметила Тесса, я не из тех, кто добровольно сдает завоеванные позиции».

Уголком глаза Вудроу заметил Гиту, танцующую в обнимку с великолепным африканцем, которого она, должно быть, видела на вечеринке впервые в жизни. «Такая красота, как твоя, – грех, – мысленно говорит он ей. – Такой же грех, что и у Тессы. Не имеет женщина права обладать таким телом, как твое, и не разделять желания мужчины, которого оно возбуждает. Когда же я указываю на это тебе, ничего особенного не делаю, разве что легонько прикасаюсь, ты сверкаешь глазами и шипишь, требуя, чтобы я убрал руки. А потом убегаешь домой, на глазах этой архисучки Елены…» От воспоминаний Вудроу оторвал бледный лысеющий мужчина, по выражению лица которого чувствовалось, что он не очень-то понимает, куда попал. Его сопровождала шестифутовая амазонка, увешанная браслетами.

– Добрый день, посол, как хорошо, что вы пришли! – фамилию он забыл, но эта чертова музыка все