– Как мило с их стороны.
– Там довольно недвусмысленно говорится о роли Блюма. Высказано предположение, что он лично принимал роды. Есть намек, что и ребенок, возможно, его. Извини.
– Ты про Гарта.
– Да.
Вудроу показалось, что голос Джастина звенит от напряжения.
– Да, конечно, в последние месяцы время от времени люди высказывали подобное предположение, а теперь, без сомнения, мы будем слышать его гораздо чаще.
И хотя Вудроу предоставил Джастину такую возможность, тот не заявил, что предположение это далеко от истины. Вот Вудроу и пришлось усилить напор. Наверное, где-то его подталкивало чувство вины.
– Они также утверждают, что Блюм поставил в ее палате раскладушку, чтобы спать рядом.
– Мы спали на ней вместе.
– Не понял.
– Иногда спал Арнольд, иногда – я. Менялись, в зависимости от рабочего графика.
– Ты не возражал?
– Возражал против чего?
– Того, что о них могли сказать, учитывая внимание, которое он ей оказывал… как выясняется, с твоего согласия, при том, что она вела себя здесь, в Найроби, как твоя жена.
–
Вудроу не ожидал, что ему придется столкнуться с яростью Джастина, точно так же, как для него полной неожиданностью стала ярость Коулриджа. Ему хватало забот с собственной яростью, которую он пытался удержать под контролем. В саду ему удалось не повысить голос, потому что еще на кухне он снял часть напряжения, навалившегося на плечи. Но вспышка Джастина стала для него сюрпризом, громом с ясного неба. Он рассчитывал увидеть в глазах Джастина раскаяние, точнее, унижение, но никак не думал, что нарвется на вооруженное сопротивление.
– О чем ты меня, собственно, спрашиваешь? – полюбопытствовал Джастин. – Что-то я тебя не понимаю.
– Я должен знать, Джастин. Ничего больше.
– Знать что? Контролировал ли я свою жену? Вудроу и хотел получить ответ, и давал задний ход.
– Послушай, Джастин… я хочу сказать, взгляни на происходящее с моей колокольни… хотя бы на мгновение, хорошо? Мировая пресса вцепится в это, как бульдог. Я имею право знать.
– Знать что?
– Чем еще занимались Тесса и Блюм? Что еще мы увидим в заголовках… завтра или в ближайшие шесть недель, – закончил он, с ноткой жалости к самому себе.
– Например?
– Блюм был ее гуру. Не так ли? Помимо всего прочего.
– И что?
– А то, что они разделяли идеи. Вынюхивали нарушения. Скажем, прав человека. Блюм стоял на страже… так? Или его люди. А Тесса… – он терял нить разговора, в чем Джастин совершенно ему не мешал, – …помогала ему. Вполне естественно. В сложившихся обстоятельствах. С ее блестящим юридическим образованием.
– Будь любезен уточнить, куда ты клонишь.
– Ее бумаги. Вот и все. Те самые, что ты собрал. Которые мы привезли сюда.
– А при чем тут они?
Вудроу взял себя в руки. «Я – твой начальник, слава богу, а не какой-то жалкий проситель. И нам пора уяснить, кто есть кто, не так ли?»
– Мне нужна твоя гарантия в том, что документы, которые она собрала… будучи твоей женой… с дипломатическим статусом… под крылышком посольства., будут переданы в Оффис. Собственно, исходя из этого в прошлый вторник я и повез тебя в твой дом. Иначе ноги бы, твоей или моей, там не было.
Джастин застыл. Пока Вудроу говорил, не шевельнул и пальцем, не моргнул. Подсвеченный сзади, оставался недвижим, как обнаженный силуэт Тессы.
– Другая гарантия, которую я хочу получить от тебя, самоочевидна.
– Какая другая гарантия?
– Твое молчание в этом деле. Что бы ты ни знал о ее действиях… проводимой ею агитации… ее так называемой гуманитарной миссии, которая вырвалась из-под контроля.
– Чьего контроля?
– Я говорю вот о чем. Если она рискнула задеть легитимную власть, на тебя распространяются те же правила конфиденциальности, что и на нас всех. Боюсь, это приказ с самого верха, – он хотел, чтобы фраза эта прозвучала шутливо, но они оба обошлись без улыбок. – Приказ Пеллегрина.
