«Лицемерная, бесчестная пустышка, – подумал он с чувством глубокого удовлетворения. – Джастин, чиновник до мозга костей, прежде всего думает о том, уместно ли ему брать отпуск по болезни, если в это время он намеревается заниматься делами убитой жены». Он вернулся в холл и еще раз взглянул на «гладстон», лежащий под мраморным столиком. Один замок взломали, и он более не работал. Второй просто вырвали. Содержимое лежало в беспорядке. «Плохие вы специалисты», – презрительно подумал он. Но тут же пришла другая мысль: «Если только вы не хотели напугать меня. В этом случае с профессионализмом у вас все в порядке». Он проверил карманы. Паспорт, настоящий, чтобы выезжать из Англии и въезжать обратно. Деньги. Никаких кредитных карточек. С решительным видом он начал гасить огни, дабы у тех, кто наблюдал за домом, не возникло ни малейших сомнений в том, что его единственный обитатель готовится отойти ко сну.
Глава 11
Гopa чернела на фоне темнеющего неба, по которому февральский ветер гнал изливающиеся дождем облака. Узкую извилистую дорогу пятнали потеки глины, сползшей с размокшего склона. То и дело из-под колес летела галька. Иногда дорога становилась тоннелем, крышу которого образовывали сосновые ветви, бывало, тянулась по краю тысячефутового обрыва, в основание которого бился прибой. После иного поворота казалось, что дорога несет его прямо в море, но следовал новый, и оно скрывалось из виду. Повороты шли непрерывной чередой, дождь хлестал и хлестал, и джип, на котором он ехал, дрожал, как старая лошадь, выбивающаяся из последних сил. И все это время за ним следил старинный форт на Монте Капанне, поначалу высившийся над ним, потом ушедший вправо.
– Где же он, черт побери? Где-то слева, клянусь, – пробурчал он то ли себе, то ли Тессе. Поднявшись на гребень, раздраженно свернул на обочину, огляделся. Под ним светились уличные фонари, рекламные щиты и окна Портоферрайо. Вдали, на материке, поблескивали огни Пьомбино. Слева и справа в лес уходили проселочные дороги. «Здесь твои убийцы сидели в зеленом вездеходе, дожидаясь, пока ты появишься, чтобы убить тебя, – объяснил он. – Здесь курили эти отвратительные сигареты «Спортсмен», здесь пили пиво «Уайткэп» и ждали, пока ты и Арнольд проедете мимо». Он побрился, расчесал волосы, надел чистую рубашку из джинсовой ткани. У него горело лицо, кровь пульсировала в висках. Он свернул налево. Джип мягко покачивало на устилавших дорогу ветках и опавшей хвое. Деревья чуть разошлись, небо просветлело, казалось, вернулся день. Впереди, у дальнего конца прогалины, он увидел несколько крестьянских домов.
– Где Гвидо? – спросил он на итальянском, следуя за ней в дом.
Она открыла другую дверь, показала. Гвидо сидел за длинным столом, под деревянным крестом, согнутый, чуть живой, старик двенадцати лет, с бледным лицом, худеньким тельцем, глазами затравленного зверька. Руки-соломинки лежали на столе, пальцы ничего не сжимали, ничего не держали. Мальчик сидел один в темной комнате, под потемневшими от времени балками потолка, не читал, не играл, никуда не смотрел, просто сидел. Склонив длинную голову и приоткрыв рот, Гвидо взглянул на Джастина, потом встал, шагнул к нему, поднял руки, чтобы обнять. Но сил не хватило, руки упали, как плети, так что обнял его Джастин.
– Он хочет умереть, как его отец и синьора, – пожаловалась мать. – «Все хорошие люди на небесах, – говорит он мне. – Все плохие люди остаются на земле». Я – плохая, синьор Джастин? Вы – плохой? Неужели синьора привезла нас из Албании, оплатила его лечение в Милане, поселила нас в этом доме, чтобы мы умерли, горюя по ней? – Гвидо закрыл лицо руками. – Сначала он падает в обморок, потом ложится в кровать и спит. Не ест, не принимает лекарства. Отказывается учиться. Этим утром, как только он ушел в ванную, чтобы умыться, я заперла его спальню и спрятала ключ.
– И это хорошее лекарство, – кивнул Джастин, не сводя глаз с Гвидо.
Качая головой, женщина ретировалась на кухню, откуда тут же донесся грохот сковородок. Джастин отвел Гвидо к столу, сел рядом с ним.
– Ты слушаешь меня, Гвидо? – спросил он на итальянском.
Мальчик закрыл глаза.
– Все остается, как было, – твердо продолжил Джастин. – Оплата школьных занятий, врач, больница, лекарства, все, что необходимо для твоего здоровья. Аренда, еда, оплата твоего университетского образования, когда ты подрастешь. Мы сделаем все, что она для тебя запланировала, в полном соответствии с ее планами. Мы не можем ее подвести, не так ли?
Опустив глаза, Гвидо с неохотой мотнул головой: нет, мы не можем ее подвести, с этим он соглашался.
– Как насчет шахмат? Может, сыграем?
Вновь мальчик покачал головой, но уже с другим значением: играть в шахматы – проявление неуважения к памяти синьоры Тессы.
Джастин взял Гвидо за руку. Покачал ее из стороны в сторону, в ожидании хоть проблеска улыбки.
– А что ты делаешь, когда не умираешь? – спросил он на английском. – Читаешь книги, которые мы тебе посылали? Я думаю, ты уже стал экспертом по Шерлоку Холмсу.
– Мистер Холмс – великий детектив, – ответил Гвидо на английском, но без улыбки.
– А как поживает компьютер, который тебе подарила синьора? – Джастин переключился на итальянский. – Тесса говорила мне, что ты – большой знаток компьютеров. Гений, называла она тебя. Вы так часто переписывались по электронной почте, что я даже начал ревновать. Только не говори мне, что ты не подходишь к компьютеру, Гвидо!
Эти слова вызвали взрыв возмущения на кухне.
– Разумеется, он не подходит к компьютеру! Он ни к чему не подходит! А ведь компьютер обошелся ей в четыре миллиона лир! Раньше он целыми днями просиживал у компьютера, тэп, тэп, тэп. Тэп, тэп, тэп. Только и стучал по клавишам. «Ты ослепнешь, – говорила я ему. – От напряжения у тебя будет болеть голова». Теперь все. Даже компьютер должен умереть.
Держа Гвидо за руку, Джастин всмотрелся в глаза, которые мальчик отводит в сторону.
