после тренировки, по идее, должна падать от усталости.
– Если, конечно, не сачковать, как часто делал ты, – сказал Югава, протягивая руку за горчицей.
– Не сбивай меня. Короче, я хочу сказать, что…
– Что было бы странно, если бы школьница, уставшая после тренировки, пошла в кино, а потом до поздней ночи распевала песни в караоке-боксе. Правильно?
Кусанаги удивленно посмотрел на друга. Действительно, угадал.
– Но в принципе возможно. Если девочка здоровая, сильная…
– Разумеется. Но эта-то – худышка, какой-то особой силы в ней не заметно.
– Допустим, в тот день тренировки были не слишком интенсивные. К тому же есть свидетельство, что вечером десятого они ходили в караоке-бокс.
– В общем-то да.
– В котором часу они зашли в караоке-бокс?
– В девять сорок.
– Ты сказал, что мать работает в лавке бэнто до шести. Убийство произошло в Синодзаки, так что если вычесть время пути туда и обратно, на убийство остается два часа. Разве это реально? – Югава, не выпуская палочек, сложил руки на груди.
Глядя на него, Кусанаги пытался вспомнить, говорил ли он приятелю о том, что подозреваемая работает в лавке бэнто.
– Слушай, с чего это ты вдруг так заинтересовался этим преступлением? Давненько я не слышал от тебя просьб рассказать о том, как идет наше расследование.
– Заинтересовался – слишком сильно сказано. Просто показалось забавным. Мне нравятся истории с железным алиби.
– У этой женщины алиби не столько железное, сколько труднопроверяемое, вот в чем наша проблема.
– А мне казалось, что вы считаете ее невиновной.
– Так-то оно так, но на данный момент не нашлось никого другого, кого можно заподозрить. К тому же не слишком ли большое совпадение – отправиться в кино и в караоке-бокс в тот самый вечер, когда произошло убийство?
– Все это эмоции. Они, конечно, имеют право на существование, но не стоит пренебрегать логикой. Может, обратить внимание на что-то помимо алиби?
– И без твоих советов делаем все, что надо, – Кусанаги достал из кармана висящего на стуле пальто листок бумаги и развернул на столе. На нем был отксерокопированный портрет мужчины.
– Это еще кто?
– Мы составили портрет жертвы, как он выглядел на момент убийства. С этим портретом несколько детективов ходят по Синодзаки и опрашивают возможных свидетелей.
– Ах да, ты говорил, что одежда сгорела не полностью. Синий джемпер, серый свитер, черные брюки. Не слишком оригинально.
– Вот именно. Каждый второй заявляет, что он, кажется, видел такого человека. Детективы, опрашивающие свидетелей, в полной растерянности.
– Короче говоря, в настоящий момент никакой полезной информации?
– Пожалуй, да. Только одно сообщение заслуживает внимания – возле станции видели похожего подозрительного человека. Одна девушка, служащая фирмы, обратила внимание, что он болтался без дела у входа в метро. Увидев этот рисунок, вывешенный на станции, она его узнала и обратилась в полицию.
– Есть еще бдительные люди! Что, если поподробней расспросить эту девушку?
– И без тебя понятно. Однако, судя по всему, это не был убитый.
– Почему ты так решил?
– Станция-то станция, но не Синодзаки. Она видела его на предыдущей станции – Мидзуэ. Более того, лицо другое. Когда ей показали прижизненную фотографию убитого, она сказала, что ей кажется, лицо было более круглым.
– Более круглым?
– Что ж, наша работа состоит из проб и ошибок, – сказал Кусанаги, подхватывая палочками размятый картофель. – Совсем не как у вас, физиков, признающих истинным все, что соответствует теории.
Но Югава никак не отреагировал на его выпад. Кусанаги поднял глаза – Югава, сцепив пальцы, рассеянно смотрел поверх него куда-то вдаль.
Кусанаги хорошо знал, что подобное выражение на лице приятеля означает, что тот о чем-то глубоко задумался.
Наконец взгляд Югавы сфокусировался. Глаза переместились на Кусанаги.
– Ты говорил, что лицо жертвы было размозжено…
– Да. И вдобавок сожжены подушечки пальцев. Преступник сделал все, чтобы мы не могли установить личность убитого.
– Чем было размозжено лицо?
