— Похоже, и нашему с тобой сотрудничеству — ноль! — «Лицо городского масштаба» захлопнуло коробку с сигарами, которая предназначалась для нужных людей. — А если в субботу объявится кто-то с пакетом акций?.. Тех самых, что украли из сейфа Трупина?
— Но это же уголовно наказуемо! — возмутился праведным гневом Адисас. — Всегда можно доказать, что документы украдены!
— Всегда, — кивнул помощник мэра. — Но только — после собрания. Вернее, после голосования. А кому мы будем нужны, если проголосуют против нас? Значит, тот, за кого проголосуют «ЗА», он и решит, украдены ли документы, и, вообще, были ли на-ру-шения?! — заключило «Лицо городского масштаба» с издевкой. — Запомни, победители, и только они решают, имеют ли законную силу итоги голосования. Как ты думаешь, они отменят результат, чтобы снова оказаться там, откуда начинали? Держи карман! Победителей не судят. К тому же я не исключаю, что прежде, чем замочить того козла в Москве, его заставили подписать доверенность. Доверенность на продажу третьему лицу. Понимаешь! Кто из нас останется, если победят они?! Кто станет доказывать, что все это — «уголовно наказуемо»!
— Но ведь это… сколько-то там процентов: это ведь не контрольный пакет? Верно? Остальное большинство проголосует за прежнее руководство, то есть, за твоих людей?
— Половина за моих, половина — против. Точнее — по сорок с чем-то процентов. Оставшиеся десять — украдены из сейфа поверенного. Те сорок пять, что против нас, победят, если получат еще десять. А после, как победят, дадут ли они нам шанс доказать, что эти десять — украдены?
— Ни малейшего шанса. Вот она, бля, демократия. Хотя, при определенном раскладе, — пробормотал Адидас себе под нос, — в ней есть свои прелести.
— При определенном, — с ударением подтвердил мэр. — Вот и надо этот расклад определить…
На трех машинах оперативная группа подъехала к непримечательному с виду зданию, единственным украшением которого была вывеска «ИЗГОТОВЛЕНИЕ КЛЮЧЕЙ, ТОЧКА НОЖЕЙ, РЕМОНТ КРЫШ» Редкий случай, но, по совести, второй за последние дни, когда Адидас чувствовал себя неуверенно. Предыдущий — когда к нему пришли холеные мальчики и прервали так хорошо начавшийся вечер. И сейчас — он никогда раньше не находился в окружении такого количества людей в касках, надетых поверх вязаных шапочек- масок, и с автоматическим оружием в руках.
— Будем штурмовать, — начальник, майор Голиков, единственный, кто без каски, сдвинул фуражку на затылок. — По оперативным данным…
Они находились в патрульной машине. В автобусе ждали бойцы штурмового отряда, а в «шестерке» — прокурор со всеми необходимыми документами, в том числе и теми, которые ему необходимо будет подписать в ходе операции.
Майор поднес к лицу рацию:
— Пошли, пошли, пошли! — нервно крикнул он. Со скрежетом открылись «гармошки» старого автобуса, который до этого семь лет возил пассажиров по маршруту Малые Бубуны — колхоз «Светлый Путь», а потом был передан городскому управлению внутренних дел. Бойцы штурмового отряда ласково называли автобусик «Светлым Бубунком».
Лейтенант Сергей Найденов, еще надавно выпускник Института стали и сплавов, выпрыгнул на мокрый асфальт первым.
Дождик моросил, но не начинался.
— Пошли, пошли, пошли! — прошипел он сквозь зубы слова, которые только что услышал по рации от своего непосредственного начальника.
Удар ногой. Как на тренировке. Дверь отлетает в сторону, расколовшись посередине. Узкий коридор. Тусклая лампочка на перекрученном шнуре висит у самого потолка. Впереди — тень.
— На пол!
Человек ничком падает, а по нему протоптывают ботинки с высокой шнуровкой, в которые обуты бойцы штурмового отряда.
Первая комната. Стол с объедками и полупустой бутылкой, четверо человек, уже заранее залегшие на пол, прикрывали ладонями затылки.
— Чисто! — кричит боец, направив на лежащих ствол автомата.
Другое помещение.
Темно. Сначала луч фонаря выделил из темноты глаза женщины. Дикие, испуганные. Потом целый десяток глаз, детский, таких же испуганных. Замусляканные матрацы на полу, помойное ведерко.
— На пол, на пол! — крикнул лейтенант, хотя они уже и так лежали на полу, — Головы вниз. Чисто.
Снова коридор, и вдруг — вспышка навстречу. Пороховые газы в темноте дают ослепительную вспышку. Пуля ударила в бронежилет, и Найденова отбросило назад, падая, он сбил с ног двух бойцов.
Возникший в коридоре человек стрелял, не глядя, и пули рикошетили от стен, сбивая штукатурку.
— «Летуха» убит, кто-то ранен! — крикнул по переговорнику один из «штурмовиков».
— Вперед! — словно груз свалился с плеч, сказал, поднеся микрофон ко рту, руководящий операцией. — Вторая и третья группы — пошли!
Адидас сидел, стиснув зубы. Выстрелы из автоматического оружия слились в единый звук. И этот звук был похож на крик, а, может, на самом деле кричали.
Первыми лопнули под ударами пуль стекла. Затем от вывески осталось:
«ИЗГО Й РЫШ» Штукатурка внешних стен превратилась в пыль.
— Прекратить! — крикнул лейтенант, приходя в себя после попадания пули в бронежилет.
Из здания выбежал человек. В обеих руках он держал по пистолету. Пистолеты выплевывали огонь. Одна из пуль попала в лобовое стекло и прошла у виска Адидаса. Стекло покрылось трещинками, а у Адидаса прибавилось седых волос.
Автоматная очередь перерезала стрелявшего пополам в районе пупка, так, что только позвоночник отныне соединял две части человека, или, вернее, тела, потому что человеком оставшееся можно было назвать с большим допуском.
— Кончено, — Адидас провел ладонью по лицу.
— Нет…
Из-за угла здания возникла темная фигура. Длинная очередь из автомата, который этот человек держал одной рукой, заставила залечь подбиравшихся к зданию штурмовиков. Лопнули, расколовшись под пулями, включенные фары автобусика «Светлый Бубунок». Все погрузилось в темноту.
— Ну я вам… — произнес майор Голиков, сдвинул фуражку на затылок и вылез из автомобиля.
Он стоял один на мокром асфальте, а автомат в руках бандита снова выплюнул очередную порцию смерти. Одна из пуль попала в околышек фуражки, сбив ее наземь. И тогда майор поднял руку, в которой держал табельный пистолет, и выстрелил один раз, ориентируясь на вспышки огня.
— Вот теперь — кончено, — и он, кряхтя, нагнулся, шаря в темноте руками в поисках фуражки.
После, вместе с Адидасом, они прошли в здание. В дальней комнате стояли, одна на другой, пластмассовые канистры с коньяком. Тут же были и пустые бутылки, а также резиновый шланг, через которые эти бутылки наполняли. В помещении распространялся восхитительный запах армянского коньяка. Из простреленных канистр тек этот напиток, и не промочив ног, нельзя было войти.
Уткнув лица в лужу коньяка лежало два человека, которые до штурма как раз занимались разливом этого божественного напитка. Один из них был Давид Григорян, отец троих детей, в прошлом учитель физики, а другой — узбек без имени, которого наняли наклеивать этикетки.
— Еще одно гнездо преступности уничтожено, — майор шмыгнул носом, улавливая запах и, наметанным взглядом определил, что несколько канистр уцелели. — А у нас еще целый список адресов.
— Сделано, — отрапортовал майор по рации.
— Не пойму, зачем столько крови! — чересчур нервно спросил Адидас.
— А ты выпей, — Голиков достал из заднего кармана брюк уцелевшую при штурме подпольного разливочного цеха бутылку. — Ты — выпей. Поверь мне. Полегчает.
— Зачем столько шума?!
— Ты — выпей… — напомнил майор. — Мы — солдаты…
