Она обнимала «Робина» за плечи и что-то говорила ему, а губы ее казались влажными…
«И жаждущими», — злобно представил Дима. — Сука продажная.
До ушей его долетели слова:
— Ты же меня не «кинешь»? Я доставила сюда акции, и я их тебе добровольно отдала… Ты мне, кстати, с первого взгляда понравился…
— Это когда ты мне из рогатки в глаз целилась? — спросил «Добрый Малый».
Но Дима уже этого не услышал.
«Жалко, что не выстрелила тогда», — подумала Джессика, и этого не слышал никто.
По дороге на вокзал Семен попросил заехать ненадолго в один двор, так как ему надо было вернуть автомат.
— Это — мечта. — согласился Дима. — «Зелень лавра, доходящая до дрожи. Дверь распахнутая, пыльное оконце. Стул покинутый, оставленное ложе. Ткань, впитавшая полуденное солнце.» Хотел бы я когда-нибудь этакое придумать… Почему Бродский, почему не я?! Почему все им достается?
Семен нахохлился, как воробей, что обедал у зверей, и отрезал:
— Поезжай на вороной своей кобыле в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили, чтоб за ту же и оплакивали цену.
— «Вот и прожили мы больше половины. — подхватил Дима, — Как сказал мне старый раб перед таверной: «Мы, оглядываясь, видим лишь руины…» — Взгляд, конечно, очень варварский, но верный, — подвел итог дискуссии Ренат.
«Лицо городского масштаба» потрогало пальцем ударенный при аварии зуб. Зуб шатался. Но не выпал.
Из одной ноздри текла кровь. Он растер тыльной стороной ладони кровь по щеке, до уха, а потом этой же рукой к этому же уху поднес мобильный телефон, предварительно набрав номер:
— Вик Викторыч, — сказал он, когда соединение установилось, — в городе беспорядки. На меня совершено покушение, убит мой водитель. Ты его знал… Город захвачен террористами. Ну, не совсем еще захвачен, но вероятность такая имеется, — поправился он. — Да, именно, было осуществлено покушение на меня. Нет, я жив, раз сейчас по телефону говорю, только ранен. Это звенья одной цепи. Поджог театра, расстрел туристов из Москвы, которые в джипе приехали, верно, другие убийства… Да, Вик Викторыч, тебе лучше пока оставаться на пароходе. Там безопаснее. Но для того, чтобы восстановить порядок, мне необходимы особые полномочия. Назовем это антитеррористической операцией… Надо действовать решительно и без промедления. Нет, ни в коем случае не приезжай, будет опасно! Террористы только того и ждут, чтобы ты сошел на берег.
Неизвестно, сколько всего они приготовили, чтобы нас убить, и тебя конкретно. Я готов принять на себя руководство операцией. Моя жизнь принадлежит городу, ты знаешь, как я громких слов не люблю, но и тебе, Вик Викторыч, моя жизнь принадлежит в первую очередь. Да, понимаю, прошло время громких слов, но пришло время решительных поступков. Нет, это не имиджмейкер подсказал, я сам придумал. Спасибо за оказанное доверие, — заключил он будничным тоном, — я пришлю курьера на пароход, чтобы он привез подписанный вами приказ о моем назначении на исполнение твоих обязанностей… Временное, естественно. ВРИО. Ну, сокращенно так — ВРИ-О.
…Автобус со скрежетом распахнул дверцы-гармошки. Люди в касках и бронежилетах с трудом протискивались сквозь проем. Офицер, что руководил операцией, молча растопырил четыре пальца и показал налево. Еще четыре — и направо. По две пары бойцов стали обходить объект с флангов. Остальным командир указал — вперед!
Склеп купца Оверина был взят без единого выстрела. Лишь полоумный Пигва, вылизывающий пустой котелок, получил прикладом в голову, когда заверещал, испугавшись, что у него отберут остатки еды.
— Козлы, — успел сказать он прежде, чем его череп раскололся.
По завершению операции «Лицо городского масштаба» рапортовал:
— Викторыч, гнездо бандитов уничножено. Но главарям удалось просочиться. Начнем преследовать. А вам, Викторыч, лучше оставаться на пароходе до завершения операции.
— Тебя блевать не тянет после всего этого? — спросил один из «чистильщиков» в каске у другого.
— Работа такая. Мы ж — менты.
— Менты — от слова «менталитет». То есть, честь, совесть и «понятия» народа.
— Ты — образованный, тебе лучше знать. Хотя — блевать тянет и без образования. Но кому-то надо делать эту работу?
Они, сам знаешь, людей убили. И театр наш сожгли, а я в нем ни разу так и не побывал. А теперь и на мэра покушаются.
— Мне очень жаль, Димка, что твой спектакль не поставят в этом городе, — осторожно попытался приободрить товарища Семен.
— Жаль, что театр сгорел, а режиссер уехал… Но ведь есть и другие театры…
— Да никому я не нужен, — отмахнулся Дима. — Врал я вам. Хотел казаться, что у меня, как и у вас, жизнь тоже удалась. А-а-а… Семен Семеныч! — он хлопнул его по плечу. — Хоть тебе повезло. Трупина замочили, подозрения с нас сняты, долги твои испарились. Знаешь, — доверительно сказал он. — В твоем ресторане мойщик посуды не нужен?
— Два мойщика, — хмыкнул Ренат.
— Мужики, — глаза у Семена стали странно блестящими. — Все, что у меня есть… Ресторан там, кафе, четыре киоска…
Все мое — ваше. Наше это. Не падайте духом. Мы им покажем! — неизвестно кому он погрозил кулаком. — Митрич, я помню, ты не только книги здорово пишешь, ты и неплохо рисовал. Давай, дизайнером? Оформишь, там, зал у меня… У нас. А ты, Хан, ты же гений бизнеса! Доберемся до дома, и становись генеральным директором. Вместо меня. А мне проще на кухне, не мое это — администрирование. Вот «Шатобриан» — это да. Или торт «Захер» — тут я король…
— Торт за… — за что? — Я бы вам даже вальдорфский салат не доверил! А бизнес, пи-ар — вот тут мы развернемся. Представляете, трое лучших друзей создадут ресторанную империю. Куда там «Макдональдс» с его «Планетой Голливуд»…
— Почему ты мне не доверил бы вальф… как его там салат? Что, тайный рецепт? — обиженно поинтересовался Ренат.
— Нет, наоборот, простой как извилина. Сельдерей с яблоками и тертым орехом под майонезом.
— У Хана получится, — вступился за Рената Дима. — Это он с виду татарин, а на самом деле гений русской кухни с импортным майонезом в руках. Рекламу видел? Так она про него снята.
— Мы такие дела развернем, — продолжал возбужденно Семен.
— Кореша… Братья…
— Прямо как с мавзолея выступаешь, на параде, — заметил Дима.
В этот момент что-то отвлекло его внимание. Он не сразу сообразил — что? Объявление об отправлении поезда? Три мужика, слишком демонстративно не глядящие в их сторону? Одиноко стоящая сумка на фанерном сиденье зала ожидания?…
Нет, запах. Запах не бензина, не бытового газа… Не духов.
Неуловимый, но перебивающий все ароматы эфир, который улавливает только один самец от одной самки. Как ночные бабочки.
Запах любимой женщины.
— Мавзолей самому ему скоро понадобится, — услышал он голос за спиной, а через мгновение в поле зрения оказались джинсы и мятая ковбойка, в которые снова была одета Джессика. — Если Семену не сделают операцию в ближайшее время, он — сдохнет! — и она плюхнулась на сиденье рядом с ними. —
