Крайне тщательно, медленно Рават свернул письмо и положил на край стола, туда же, где оно лежало раньше. Долго смотрел на сломанную печать, потом встал и подошел к окну, подставив лицо ударам морозного ветра. Смеркалось. Надо придумать, чем загородить свечу. Нельзя же в темноте сидеть…
Что ж, пожалуй, это все. Пора начинать новую жизнь…
Какие-то солдаты, сгибаясь под напором ветра, бежали со стороны ворот. Комендант внимательно наблюдал за ними.
Рават чуть улыбнулся. Кто он теперь? Нищий рогоносец, которого разорила неверная жена?
Солдаты добрались до комендатуры. Тут же раздался стук в дверь. Рават повернулся к окну спиной. В комнате было почти темно.
На пороге стоял дежурный легионер.
— Ваше благородие…
— Впустить.
Облепленные снегом солдаты тотчас же появились перед ним.
— Ваше благородие, стая!
Рават молчал, пристально разглядывая солдат.
— Серебряные или золотые? — наконец спросил он.
— Серебряные! Но немного, видно, сочли, что подсотница увела с заставы большой отряд. Господин, мы здесь пехотой обойдемся! На снегу их вехфеты…
Рават покачал головой.
— Нет, — сказал он.
Отвернулся и снова посмотрел в окно.
— С сегодняшнего дня, — бросил он через плечо, — выступаем только против золотых.
9
Целых три дня погода только ухудшалась; едва начавшись, зима разбушевалась вовсю. Толстые снежные хлопья, которые ветер сбивал в большие клубы, окутывали всадников холодным белым пухом. Военные плащи, совершенно неподходящие для этого времени года, слабо защищали от мороза, так что сгорбившиеся в седлах легионеры скорее напоминали группу старых бродяг, чем воинский отряд; в лошадиных попонах вырезали дырки для головы, лица и ладони были замотаны разными тряпками. Посиневшие от холода пальцы, видневшиеся из-под тряпок, с трудом удерживали поводья. Исхудалые, неухоженные кони едва переставляли ноги.
Среди снежной дымки слева от всадников замаячил лесок. Командир отряда повернулся к своим и что-то крикнул, показывая рукой. Отряд вяло сменил направление и двинулся в сторону черных скелетов деревьев. Голые ветви сгибались под тяжестью снега; иногда, под более сильными порывами ветра, они сбрасывали свой груз, добавляя его к падающим с неба снежным хлопьям.
Легионеры въехали в рощицу. Жалкое укрытие, но в самой ее середине ветер ощущался чуть меньше. Люди тяжело слезали с коней. Кто-то, запутавшись ногой в стремени, свалился в снег и долго не мог встать. Никто не смеялся, хотя для конника подобный случай — настоящий позор. Напротив, один из товарищей подошел к неудачнику и помог освободить из ловушки замерзшую, онемевшую ногу.
В отряде была лишь одна вьючная лошадь. Распаковали тощие мешки и выделили коням по небольшой порции корма. Люди получили и того меньше; на каждого пришлось по кусочку замерзшей солонины. Солдаты долго пережевывали куски, пытаясь ощутить хоть какой-то вкус. Наконец всем выдали по большому глотку водки, которая совершила чудо. Она чуть согрела, но прежде всего ударила в голову. То были голодные, усталые люди, в нормальных условиях даже ребенок не ощутил бы последствий такой дозы… Кое-кто из солдат стал двигаться активнее, в движениях других, наоборот, появилась некоторая неуверенность.
Под одним из толстых деревьев, прямо на утоптанном снегу, уселись в круг четверо. Размотав тряпки, закрывавшие лица до самых глаз, они о чем-то разговаривали. Небритые, покрытые инеем бороды придавали покрасневшим от водки и мороза физиономиям поистине разбойничье выражение. Только щеки командира отряда были лишены щетины, а оттого еще более покраснели.
— Иначе нельзя, госпожа, — шепелявя, настаивал один из бородачей. Теперь — в деревню. Возьмем хотя бы даже силой.
— Нет, Рест.
— Если так и дальше…
— Я сказала — нет.
Они замолчали.
Какой-то солдат встал под деревом, в нескольких шагах от них. Сначала он долго возился под попоной, плащом и штанами, пока наконец не выпустил перед собой желтую дымящуюся струю. Он долго мочился, опершись лбом о ствол. Закончив, так и продолжал стоять. Последние капельки падали на снег, вытапливая в нем круглые дырочки.
— Разбуди его, а то отвалится на морозе, — без тени улыбки сказала Тереза.
Рест швырнул в солдата снежком. Легионер очнулся, огляделся по сторонам, после чего застегнул штаны и вернулся к греющимся в кругу товарищам.
— Мы — солдаты Армектанского Легиона, — жестко напомнила подсотница. Единственный полноценный отряд конницы во всей Алькаве. Если мы превратимся в бандитов, отбирающих у крестьян еду, это будет означать, что войска больше нет. А я хочу, чтобы оно было и впредь.
— Еще два дня такой метели и мороза, — отозвался второй десятник, — и кони начнут падать. Нужно их лучше кормить, ведь если мы лишимся коней, то…
— Завтра или послезавтра погода улучшится.
— А вдруг нет? Допустим, даже улучшится, еда нам что, с неба свалится?
— Амбеген поехал в Тор. Вернется с едой и зимней одеждой.
— Вернется, но когда? В прошлый раз, уехав в Тор, он только через месяц вернулся. А у нас в Эрве запасов столько, что в седле можно унести… Даже возвращаться туда не хочется. Какая разница, здесь — голод, там — голод…
Тереза встала:
— Вы просили, чтобы я с вами посоветовалась. Что ж, я согласилась и посоветовалась. Идем.
— Куда, госпожа?
— В деревню на ночлег, как обычно. Да, предыдущая была сожжена, но это не означает, что и со всеми случилось то же самое. Сараев крестьянам не жалко, хоть не на снегу будем спать…
