не сомневаемся. Серебряные наверняка установили за нами постоянное наблюдение. Надеюсь, однако, следят они не слишком внимательно, поскольку, с их точки зрения, мы давно уже не опасны. Однако я полагаю, что разведчики серебряных знают о нашем уходе. И что нам, переться прямиком в Три Селения? Эрву они до сих пор не сожгли, хотя могли, не сожгут и сейчас. Там не осталось ничего такого, о чем стоило бы жалеть. А солдатские матрасы и прочую рухлядь пусть забирают на здоровье. Но возвращаясь к тому, о чем я начал говорить. Никто, даже наши солдаты, не знает, что за идея вдруг стукнула мне в голову. А откуда знать об этом алерским разведчикам? Сейчас мы идем прямо туда, откуда движется наш обоз, о котором алерцы то ли знают, то ли нет. Если знают, то решат, что мы боимся за него и хотим его сопроводить. Или, напротив, нам вдруг все надоело, мы развернулись и убираемся отсюда раз и навсегда. Даже если им про обоз ничего не известно, все равно они скоро на него наткнутся. А я и в самом деле разверну его назад — как только вернется гонец — и направлю прямо к Линезу. Туда же отошлю всю нашу обслугу, которая нас только тормозит. Мы также двинемся в сторону владений Линеза. Как думаешь, какой вывод сделает алерец, глядя на наши маневры? Неужели сочтет, что я хочу присоединиться к сражению, о котором никто еще даже не знает? Нет, надеюсь, он поймет все правильно. Солдаты, правда, не выспятся и намучаются, форсируя эти снега, но войны выигрывают именно ногами уставших солдат. Я это знаю, ты это знаешь, знал об этом Рават, знают и алерцы. Только на сей раз мы решаем, куда пойдут войска и когда они появятся в нужном месте. Ничего не напоминает, а, сотница? Вспомни, сколько раз ты пыталась догадаться, что замыслил и куда направится противник! Так что радуйся, ибо сейчас мы подкинули им твердый орешек… А завтра, вдобавок ко всему, мы разошлем во все стороны патрули, причем больше всего их пойдет туда, где ничего, ну совсем ничего нас не интересует…
Войско, погруженное в предрассветную темноту, брело по тающему снегу.
Агатра ехала вместе с больными, на повозке, переделанной в сани. Она пыталась возражать, ей хотелось идти вместе с лучниками. Но Тереза быстро вышибла из ее головы эту дурь. Войско выступило в поход — дружеским отношениям пришел конец.
— И что это должно значить? — сухо спросила она, выслушав лучницу. — Я здесь командую конницей, с этой просьбой обращайся к своему командиру. Меня вообще не интересует, что происходит в клиньях пехоты. Пусть твои товарищи хоть на руках тебя несут, когда ты свалишься без чувств, лишь бы скорость не падала. Но за любую задержку отвечать будет твой подсотник. И учти, я тебя защищать не стану.
На этом разговор и закончился.
Однако как Амбеген, так и Тереза с беспокойством и нетерпением ожидали очередных снов больной девушки. Ее крики следовало заглушить, пусть даже с помощью кляпа… Амбеген всерьез раздумывал над тем, не отправить ли лучницу с обозом. Однако это можно было решить позже. Главное — что покажет очередной сон. Из всех людей, увязших в мокром снегу, только он и Тереза знали, куда и зачем они идут… Лишь они понимали, сколь важно то, о чем сообщит им Агатра.
И тут случилось нечто странное, совершенно непредвиденное: девушке вообще перестали сниться сны!
Тереза, которая всегда старалась обращаться с солдатами одинаково и никому симпатии не выказывать, вынуждена была нарушить свой принцип. Лучница требовала разговора. Она настаивала, что хочет идти вместе со всеми, была возбуждена, разгорячена и… счастлива.
— Не знаю, что произошло, ваше благородие! — говорила она почти со слезами на глазах. — Я… я уже три месяца не спала так, как сегодня, в этих санях… Мне ничего не снилось, совсем ничего! Я ничего не помню, мне совсем ничего не снилось! — раз за разом повторяла она. — Ничего не снилось! Я спала! Нормально спала!
Сперва Тереза готова была допустить, что Агатра лжет, желая присоединиться к отряду. Однако подобное подозрение не имело смысла, учитывая реакцию лучницы на видения… Нет, Агатра говорила правду.
— Точно ничего, никаких снов? — подозрительно допытывалась Тереза. Может, снились другие сны, более спокойные? Ведь ты не всегда кричала по ночам.
— О нет, госпожа, поверь! — пылко убеждала девушка. — Клянусь, госпожа, мне ничего не снилось! Три месяца подряд, по утрам, едва я открывала глаза, сон вставал передо мной, четкий и ясный. Я даже ночью просыпалась, мне говорили, что иногда я кричала, меня будили… И даже если ничего страшного не снилось, я все равно помнила! Но сегодня! Я… я клянусь, никаких снов не было! И я совсем не хочу спать, а мне последнее время всегда хотелось спать, я даже днем засыпала! О да, мне абсолютно не хочется спать! Совсем-совсем!
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо! Нормально!
— Ничего не болит?
— Нет!
Лучница, похоже, столь глубоко верила в свое полное выздоровление, что сама не сознавала своей лжи. Тереза была более чем убеждена: девушка, у которой всего сутки назад случился выкидыш, не может чувствовать себя бодрой и полной сил. Однако сотница лишь пожала плечами и повторила то же, что и раньше:
— Вообще, Агатра, это твое дело. Идешь ты вместе со всеми или едешь в санях, зависит только от твоего командира. Я к этому не имею никакого отношения. И ничего тебе не запрещаю, поскольку не имею права. Но если у тебя снова начнутся сновидения…
Лучница широко раскрыла глаза.
— Нет… Не начнутся! — сказала она так, словно это зависело только от нее. — Я больше никогда, я… Если они опять начнутся, госпожа, я, наверное… умру.
Тереза вдруг поняла, что эти сны, пусть они и предсказывают будущее, приносят отважной легионерке много горя. Ведь это только за ее счет… Тереза постаралась скрыть охватившее ее чувство стыда.
— Хватит, Агатра, — резко отрезала она и тут же, неожиданно для себя, добавила: — Ты ведь умеешь ездить верхом? Если ты в самом деле поправилась и не прочь перейти к конным лучникам, я тебя возьму. Подумай.
Изумленная девушка вдруг осознала, что таким образом сотница выражает свое уважение. Лицо ее прояснилось.
— Спасибо, госпожа! Не… не знаю. Но я подумаю, спасибо.
Тереза отправилась к Амбегену изложить суть дела.
— Хорошо, — кратко подытожил он. Она даже не поняла, беспокоит его выздоровление лучницы или радует. — Смени передовой отряд, — помолчав, добавил он. — Мы должны идти еще быстрее. Эти золотые орды не появятся из ниоткуда. Мы как раз пересекаем путь, которым они обычно следуют к «языку». Думаю, они появятся здесь только завтра, но если я ошибаюсь… Пошли патрули на северо-запад.
Тереза исполнила приказ.
Поздним утром вернулись гонцы, посланные к обозу. Амбеген выслушал их, после чего отправил в конец строя, отдыхать. Вызвав симпатичную девушку-курьера, ту самую, которую до этого оставлял в Эрве, дал ей инструкции и отправил прочь. С Терезой он советоваться не стал, даже не сообщил, что именно предпринял, и сотница, уже успевшая привыкнуть, что является неформальной заместительницей коменданта, почувствовала себя обиженной. Естественно, она ничего не сказала, но демонстративно вернулась во главу своей конницы и вела ее целый день, до самого вечернего привала, занимаясь лишь патрулями.
Но Амбеген ничего не заметил. Он даже не задумывался о том, насколько задел ее самолюбие: у него не было времени, чтобы обращать внимание на подобные глупости. Нужно было еще раз кое-что обдумать, устранить существовавшие в плане кампании пробелы. Пока что он действовал почти на ощупь. В любой момент он мог неожиданно вернуться на заставу (если еще было куда возвращаться) и послать гонцов с распоряжениями, отменяющими все предыдущие приказы. Больше всего он ждал возвращения курьеров от Линеза; их Амбеген послал — как и тех двоих к обозу — по отдельности, а не вместе, желая быть уверенным, что хотя бы один, но доберется. Вскоре стало ясно, сколь разумно он поступил; до места ночной стоянки добрался лишь один гонец, тогда как девушка-курьер пропала без вести. Маленький всадник потерял своего великолепного жеребца и приехал на запасной лошади. А опоздал из-за того, что сначала
