– Да ты, Муса, прямо изобретатель! – щелкает пальцами Легоньков. – Ты раньше, до войны, где работал?
– Я учился.
– Где?
– В техникуме. Мечтал стать железнодорожником, но небо перетянуло.
– Тогда понятно, техника тебе не в новинку… Ну, давай провод!
На пробный полет вышли с замирающим сердцем. Как-то все получится на деле? Может, зря дырку проковыряли, может, придется латать?
Выбрав цель, иду в пике. Нажимаю на пулеметные гашетки. Знаю, под буйный стрекот пулеметов работает и фотоаппарат.
Но что получится на пленке?
Пока проявляли пленку, я не находил себе места. Но волновался зря; снимки получились превосходные.
Вскоре такие аппараты были установлены и на других самолетах полка. Летчики шутили:
– Теперь мы, братцы, не только бьем фашиста по морде, но и снимаем, как он морщится. Пусть потомки полюбуются!
А «морщиться» врагу действительно было от чего…
Глава шестая
Подвиг капитана Безуглова
После долгих боев нашу дивизию вывели на пополнение. Отдых был коротким и до предела насыщенным учебой, тренировочными полетами, подготовкой к будущим боям.
Проанализировав прошлые боевые вылеты, мы убедились; в тактическом применении штурмовиков имеются изъяны. Так, например, мы недолго держали под штурмовкой цели. Этого не позволял боевой порядок. Он же не давал возможности прикрывать друг друга в бою. А это очень важно, особенно если мало истребителей прикрытия.
Над этими вопросами думали не только в нашем полку и в нашей дивизии. И мы были очень обрадованы, когда в полк пришло распоряжение о новом тактическом применении штурмовиков в работе с круга.
Новый прием был большим шагом вперед. Менялся строй самолетов при подходе к цели и у цели. Здесь стали использоваться правый и левый пеленги-уступы, что позволяло образовывать над целью круг. Круг же устранял прежние изъяны нашей тактики: штурмовики получили большую свободу маневра, надежную защиту от истребителей врага, так как каждый самолет прикрывал хвост идущего впереди, а летчики получили возможность самостоятельно прицеливаться, дольше «висеть» над целью.
Вскоре мы снова вернулись на аэродром в район станции Должанской и стали летать на боевые задания. 5 июля 1943 года началась знаменитая битва на Курской дуге. За ходом этой битвы мы следили по сообщениям газет и радио. Особенно волновало нас участие в ней авиации.
Днем мы штурмовали передний край обороны противника и его ближайшие тылы, а по вечерам, собравшись у командного пункта, обменивались новостями.
В эти дни, словно издеваясь над нами, фашисты повадились бомбить станцию Должанскую. Днем в воздухе господствовала наша авиация, поэтому фашистские летчики появлялись в сумерки. Причем действовали одиночными самолетами, через определенные промежутки и всегда в одно и то же время.
– Вот гады, совсем совесть потеряли! Прямо под носом у нас бомбят! – недовольно говорили мы.
– А что сделаешь? Истребители сидят, куда уж нам!
– И все-таки обидно: летчики мы или нет?
– Видит око, да зуб неймет… Совсем как в басне Крылова.
Как-то среди беседующих летчиков оказался командир первой эскадрильи капитан Федор Безуглов.
– Все языки чешете? Бабье занятие. Наше дело не болтать, а бить врага.
– А ты сам попробуй!
– Попробую. Ночью на бомбардировщике летал, слетаю и на Ил-два.
– Не разрешат, капитан! – твердо сказал кто-то.
– Полковой не разрешит?
– И он тоже.
– По-твоему, пусть фрицы продолжают летать?
– А ты сходи-ка к командиру полка.
Командир полка выслушал командира эскадрильи недоверчиво:
– Ночью, говоришь, капитан? Нет, ночью не разрешу. Погибнешь, потом отвечай за тебя. Да и зачем это ребячество: рядом аэродром истребителей. Будет нужно – пошлют их.
На другой день мы пошли в штаб чуть не всем полком. Командир полка долго не соглашался с нашими доводами, но затем сдался:
– Ну, ладно. Но чтоб без фрица не возвращался. Чем перед штабом дивизии оправдываться буду? Понял, капитан?
– Так точно, понял. Без фрица не вернусь!
– Попробуй!..
Одноместный самолет для Безуглова готовили тщательно. Он поднялся в воздух еще до наступления темноты, чтобы встретить «гостя» прямо над нашим аэродромом. На поле вышли все летчики полка.
Безуглов набрал высоту и стал дожидаться команды с земли. Вражеский бомбардировщик появился точно по расписанию. Мы подали сигнал капитану и затаили дыхание.
Через несколько секунд мы увидели обоих. Безуглов сразу же пошел на врага, но тот как ни в чем не бывало летел себе и летел. Скорость у нашего самолета была невысокая, и он стал отставать.
Мы приуныли. Даже стыдно как-то, стало: такую «птицу» упустили!
Вдруг кто-то сказал;
. – Его с высоты надо было брать. Тогда бы не ушел.
– С высоты? И верно. Давай, передавай капитану! Безуглову передали;
– Набирай высоту. Жди. Появится другой. Бей сверху. Капитан закружил над станцией, набирая высоту, а вскоре показался второй бомбардировщик противника. Безуглов заметил его и соколом ринулся на врага с высоты. Удар нашего штурмовика был неотразим. В темном небе хорошо было видно, как короткие пушечные и пулеметные трассы, словно стремительные огненные ножи вонзились в фашистский бомбардировщик. Прочертив небо огромной дымящей кометой, он упал в нескольких километрах от станции. Безуглов спокойно пошел на посадку.
После этого случая гитлеровские самолеты не появлялись над нашим аэродромом.
Капитан Безуглов всегда поражал нас своей храбростью и неистребимой ненавистью к врагу. Казалось, он никого и ничего не боится и всегда живет одной мыслью: поскорее бы ринуться в бой…
В тот вечер он был почему-то грустным. Мы сидели рядом. Чтобы рассеять его невеселое настроение, я стал расспрашивать о ночных полетах и спросил;
– А не страшно было лететь? Темно, и самолет для ночных полетов не оборудован. Непривычно все же.
– Страшно бывает тому, кто боится смерти, – глухо ответил капитан. – Я же ее не боюсь. И если боюсь я иногда чего-то, то только не этого.
– Чего же? – поинтересовался я.
Безуглов некоторое время помолчал, потом тихо сказал;
– Когда я уходил на фронт, жена на прощание сказала: «Умоляю тебя. Только не давайся им живым. Лучше смерть, чем плен». Не знаю, почему, но ее слова не дают мне покоя. Живым я им, конечно,
