По дороге к зданию аэровокзала я узнаю, что он уже давно на другой работе, но с авиацией не порывает. Из аэроклуба его перевели начальником аэропорта, того самого, на котором только что приземлился наш самолет.
Волохов быстро ведет меня к площади, где собралось уже довольно много народу.
– Чуть не забыл на радостях о митинге. Вы уж, голубчик, скажите пару слов. Люди ждут.
– Это какой еще митинг? По поводу чего?
– По поводу встречи дважды Героя Советского Союза Мусы Гайсиновича Гареева.
– А откуда они узнали, что я прилетел? Да и вы, кстати, – тоже?
– Как откуда? Только чТо сообщили, что таким-то рейсом в Уфу прибывает герой, – организуйте встречу. Вот мы и организовали…
Все ясно – это работа молодого радиста самолета.
– Ну раз так, и люди ждут, идем… Только предупреждаю; говорить я не мастер.
– Теперь говорить придется часто: дважды герой у нас в республике пока один!
– Ну, хорошо, – согласился я и выступал без подготовки. Волохов сказал, что получилось неплохо…
Встреча закончилась, а я продолжал волноваться.
После митинга отправляемся в город. Первым делом зашли в парикмахерскую.
–Теперь, – говорит Кирьянов, – и в столовую можно. Со вчерашнего дня ничего не ели…
Выходим на улицу Ленина. Когда-то здесь был ресторан «Уфа», Увидев вывеску, Кирьянов довольно улыбается. К нам подходит предупредительный швейцар:
– Вы, товарищи, с талончиками или нет?
– Мы пришли пообедать…
– Так вот я и спрашиваю: талоны у вас имеются?
– Талоны? – задумчиво переспрашивает Кирьянов. – Талонов нет. А без них нельзя?
– Нельзя, товарищи дорогие, нельзя…
– А где же их можно купить?
– А тут, напротив, в столовой. Спешим в столовую:
– У вас талоны купить можно?
– Можно. Только на хлеб талонов нет, предупреждаю сразу, – отвечает нам миловидная женщина. Идите к военному коменданту. Военные у него получают талоны на хлеб.
Идем в комендатуру. По дороге несколько раз останавливаемся.
– Вот как оно, в тылу-то, товарищ майор. Трудно, видать, – говорит Кирьянов.
– Война, Александр, война. Помнишь Белоруссию, Украину? Сколько городов разрушено, сколько деревень сожжено… Просто ли?
Лицо Кирьянова темнеет.
– Ничего, товарищ майор, восстановим, перемучаемся. Потом жить будем лучше.
У здания комендатуры нас догоняет Волохов.
– Ну и попало же мне за вас, хлопцы! Отругали меня в обкоме партии и поделом.
– А что случилось?
– Ничего не случилось. Ждут, просят вас обоих немедленно быть…
– Мы пообедать решили… Может, чуть попозже?.. Волохов и слушать ничего не хочет:
– Что вы! Вас народ ждет! Потерпите немного.
– Хорошо хоть побриться успели, с обедом придется повременить. Как-нибудь потом, – соглашается Кирьянов.
Зал заседаний обкома партии. Здесь собрались партийные и советские работники Уфы, аппарата областного комитета партии, журналисты. К такой встрече я не был подготовлен. Волнуясь, рассказал о ратных делах, о действиях нашей авиации в Великой Отечественной войне, о боевых товарищах. Потом было много вопросов. Отвечал. Встреча закончилась – надо домой.
Кто-то уже позвонил в районный центр Илишевского района, Верхне-Еркеево. Вызвали начальника аэроклуба, договорились о самолете. Его ведет знакомый мне пилот, инструктор аэроклуба Вениамин Карпов. Мне хочется спросить его о Петрове. Я настолько был взволновал событиями этого дня, что никак не мог успокоиться. А тут и дороге конец. Уже пошли на посадку, а я не успел поговорить с Карповым.
Посадка неожиданно оказалась сложной. Небольшое ровное поле сплошь заполнили встречавшие нас люди – самолет посадить негде. Карпов делает один заход, второй, третий. Советую ему выбрать площадку рядом. Покружив еще немного, наконец, садимся.
И снова митинг – прямо в поле, у самолета. Вокруг – женщины, старики, ребятишки. Мужчин почти совсем нет. Ушли на фронт, и многие из них никогда уже не вернутся к родным очагам…
После митинга едем в Таш Чишму. За рулем райкомовской машины – молодая женщина. И опять я думаю о том, что мужчин осталось мало – печальный след войны.
…Машина остановилась, жена осторожно коснулась моего плеча:
– Выходи, Муса, приехали!
Я открываю глаза: наш дом! Даже усталости не чувствую.
Галя уже вышла из машины, ждет меня. Я благодарю водителя.
У дома стоят мальчик и девочка – мои племянники Данилка и Лизочка. С веселым криком бегут они нам навстречу и тут же повисают у меня на шее. Выходит моя сестра, тревожно вскидывает на меня свои большие серые глаза и грустно качает головой:
– Милый Муса, ты совсем седым стал… – И тут же обращает мое внимание на деревья у дома:
– А яблони-то, которые ты посадил перед войной, растут, бушуют, ждут тебя, братенек…
Глава четвертая
На берегу Каменного Ключа
Берег родника порос густой мягкой травой. Смотрю в прозрачные струи ключа и вспоминаю ясное, чистое, весеннее утро 1929 года.
По привычке я просыпаюсь рано, вместе с отцом. Помогаю ему по хозяйству, поспешно проглатываю кусок хлеба и тороплю:
– Скорее, отец, не то опоздаем! А мне хочется поглядеть, как будут распахивать межи.
Отец улыбается и хлопает меня по плечу.
– Все решено; сегодня распашем! У нас теперь колхоз!
Выходим со двора. На улице много народу. Все весело здороваются Друг с другом, оживленно беседуют, ждут, когда соберутся пахари.
Председатель колхоза Габдулла-агай – в новой рубашке, с красным бантом на груди степенно прохаживается по улице, с достоинством отвечает на приветствия односельчан, по-хозяйски осматривает плуги, упряжь, лошадей…
Колонна плугарей трогается вдоль по улице. Веселая праздничная толпа провожает ее в поле. Вот и узкие, поросшие бурьяном межи. Долгие годы они разделяли бедняков и зажиточных на два непримиримых лагеря. Но вот острый блестящий лемех с ходу врезается в целину и поле оглашается громкими радостными криками:
– Давай, давай, гони, не задерживай других! – раздается голоса. – Прочь с дороги, старый мир! Здравствуй, новая жизнь!
Отныне все мы вместе, одной семьей. Больше ничто нас не разъединяет!..
Давно замечено, что ничто не сближает людей так быстро и так крепко, как общие интересы, совместный труд. В этом мое поколение убеждалось с детства.
…Быстро бежит ручеек по песчаному дну, звонко звенит его радостный голосок. Сколько воды утекло из Каменного ключа за эти годы! Сколько раз выпадал и таял снег на его берегах!.. Много, много раз.
Уже нет ни Мотая, ни Ивана Митрофановича Петрова. О их гибели я узнал еще в мае 1945 года, в
