Обернувшись к приблизившейся к ним матроне, она весело улыбнулась.
– Дорогая миссис Фланаган! Я как раз хотела вас видеть. Вы знаете, покрывало алтаря…
Синда усмехнулась, когда Кристина пустилась в оживленный разговор и увела с собой любопытную соседку. Ее кузина была слишком открытой и порядочной женщиной, чтобы лукавить, но все же довольно прилично справлялась со своей ролью. Дочери маркиза, вышедшей замуж за герцога, ничего не стоило сохранять аристократические манеры, гуляя по окрестностям или взбираясь на холмы к развалинам старинных замков. Значительно труднее было притворяться, что они с Синдой только недавно познакомились.
Синда вошла в очаровательный коттедж, который якобы снимала у мужа Кристины, и ее сразу успокоила уютная атмосфера гнездышка, которое она в нем устроила.
Не потребовалось больших затрат на то, чтобы украсить маленькие окна муслиновыми занавесками, выкрашенными в синий цвет при помощи индигоферы, которую дала Мойра, порывшись в своих неисчерпаемых запасах полезных растений. Простой деревянный пол закрывал окрашенный в синие и красные цвета тростниковый ковер. Перед окном, выходящим на юг и на фасад домика, стоял старинный мольберт – реликвия, найденная на чердаке герцога Гарри, как и вся остальная мебель.
Синде очень нравились окружавшие ее красивые вещи, и хотя она не очень многое могла себе позволить, но для первого в жизни собственного дома он и так был хорош. Если ей удастся продать несколько пейзажей, она сделает его еще уютнее.
Кристина дала Синде заказ на изображение огромного замка ее мужа Гарри, таким образом предоставив ей предлог бывать в нем, когда ей вздумается. Внешний вид замка, в котором самым невероятным образом смешивались разнородные и отдаленные друг от друга по времени архитектурные стили, пока не очень вдохновлял художницу, зато ее невероятно привлекали виды деревни и ее окрестностей. Кристина и Мойра обещали рассказать в соседних поместьях о таланте Синды, а жена одного сквайра уже спрашивала, нельзя ли написать для нее какой-нибудь пейзаж.
Синда очень скучала по сестрам, но пока еще опасалась сообщить им о своем местонахождении. Волнение в семье улеглось вскоре после ее прибытия в деревню, следовательно, мать уже знала, что ее дочь находится в безопасности у родственников.
Синда надеялась, что сэру Тревельяну удастся заставить парламент признать его права и тогда у него больше не будет причин злиться на нее. Анонимное положение ей очень нравилось, но вместе с тем она отчаянно тосковала по своей семье. Вернулись ли к Сесиль соискатели ее руки? Как там маленькая Белинда? По-прежнему тащит в дом всех бездомных котят?
Синда собралась подвесить над огнем чайник, когда ее отвлек стук в дверь. Наверное, это миссис Фланаган, которой удалось вырваться от Кристины, подумала она. Эта пожилая леди была известной деревенской сплетницей, благодаря которой Синда всегда знала, где что происходит.
Приветливо улыбаясь, Синда открыла дверь и замерла.
На пороге стояла невысокая женщина на последних месяцах беременности, в богатом бархатном плаще и с кружевной накидкой на напудренных кудрях парика. На ее исхудавшем лице глаза, окруженные темными тенями, казались огромными. Рядом с ней стояла пожилая горничная, готовая подхватить свою госпожу, которая, судя по ее состоянию, в любую минуту могла упасть в обморок.
– Вы, кажется, художница? – Голос с достоинством держащей себя элегантной посетительницы неожиданно сорвался.
Пораженная печальным обликом богатой леди, которая должна была бы сиять здоровьем и радостью в ожидании рождения ребенка, Синда быстро пришла в себя.
– Да, я обладаю кое-какими художественными способностями. Не угодно ли войти?
Женщина кивнула и перешагнула через порог, и Синда поспешно положила ситцевую подушечку на деревянную скамью перед камином.
– Я как раз готовила чай. Вы не возражаете?
– Чай? Да, отлично, благодарю вас. – С помощью горничной женщина неловко опустилась на сиденье. – Боюсь, слабое состояние здоровья заставило меня забыть о приличиях, и я вам не представилась. Я леди Мелинда Рочестер.
Рочестер?! Синда едва не выронила чайник и схватила полотенце, чтобы скрыть дрожь в руках.
– Добро пожаловать, миледи, – отозвалась Синда. – Я Люси Джонс. – Няня называла ее Люси, и короткая фамилия Джонс показалась ей вполне подходящей, когда она подбирала себе псевдоним.
Занятая кипячением воды и завариванием чая, для чего она щедро всыпала несколько полных ложек чая, Синда вдруг сообразила, что бедная художница, которая якобы считает каждое пенни, вряд ли должна угощать чаем своих гостей, но было уже поздно исправлять ошибку.
Передав гостье чашку из тонкого фарфора с душистым чаем, Синда уселась напротив и стала терпеливо ждать продолжения разговора. Виконтесса действительно выглядела очень слабой, и она не хотела ее торопить.
– Вы… Не могли бы вы… – Гостья бросила беспомощный взгляд на рисунок, прикрепленный к мольберту. – Я слышала, вы очень талантливы. Простите, а вы быстро работаете?
Сдержав удивление при этом вопросе, Синда неторопливо отпила чаю.
– Это зависит от характера заказа, миледи. Работа маслом занимает много времени, писать углем гораздо быстрее, а акварель хороша только для некоторых сюжетов.
Женщина застонала от огорчения.
– Ах, мне так хотелось бы иметь картину маслом, большую картину, на которой была бы изображена моя дочь в Голубой гостиной. Или сидящей на траве среди подстриженных деревьев… Или в оранжерее, где Лоренс… – Она подавила готовое вырваться рыдание, и горничная поспешно протянула ей носовой платок.
– Видите ли, я не умею писать портреты, – с сожалением сказала Синда, которой не хотелось причинять этой женщине еще большие страдания. Кто знает, не проявится ли на портрете ее дочери какое-нибудь предзнаменование новых несчастий, ожидающих семью.
