Славка Климкович.
Будка оказалась мгновенно расплющена, осколки стекла, щепки брызнули во все стороны. Хотя, казалось бы, грузовик врубился в стену дома лбом и со всей мощью, его водитель ничуть не пострадал. Он тут же выскочил из кабины, мельком глянул на расплющенную телефонную будку, спокойно и уверенно пересек узкую улочку, подошел к желтому «Полонезу» и сел в него. Машина тут же тронулась с места и скрылась за углом.
Тогда только из домов и расположенных поблизости магазинчиков стали показываться люди, подбегать к разрушенной телефонной будке, останавливались возле груды обломков и грузовика случайные прохожие. Люди стояли в недоумении и растерянности, никто из них не знал, был ли кто в будке в момент аварии или нет. Однако вскоре поняли, что был: из-под груды деревянных обломков и осколков стекла показался крохотный ручеек крови, медленно пробивавший себе дорогу по старинной брусчатке тротуара.
Глава 35
Замки, что запирали Полундру в его каюте, были достаточно надежны, и пленник, вымотанный последним погружением, едва не стоившим ему жизни, спал мертвым сном, не только не делая попыток к бегству, но и вовсе ничем не выдавая присутствия. Поэтому охранник, дежуривший возле двери его каюты, поручик польского военно-морского флота Вацлав Самойлович, отчаянно скучал. Была самая середина ночи, почти все на судне спали, было очень тихо, только где-то за бортом плескалось спокойное море, а он был вынужден торчать возле этой глупой двери, где абсолютно ничего не происходило, охранять русского, который не то что бежать, пошевелиться-то после того, что было с ним днем, не мог и не хотел. Поручик Вацлав Самойлович считал, что ему постоянно не везло в жизни, ни с приказами, которые ему поручалось исполнять, ни с людьми, с кем вместе приходилось ему служить. Ну разве это не скотство, что его, офицера военного флота, квалифицированного водолаза, заставляют выполнять обязанности тюремщика! Поступая в морское училище, обучаясь технике глубоководных погружений, он мечтал плавать по дальним морям, опускаться под воду, исследовать тайны морских глубин, искать на дне моря затонувшие суда, рискуя жизнью, обследовать их трюмы в поисках погребенных там сокровищ. Вместо этого под воду спускается этот русский водолаз, который, кстати сказать, на самом деле этого вовсе и не хочет, а ему, Вацлаву Самойловичу, приходится торчать здесь, возле этой дебильной двери, и выполнять обязанности сторожевого пса! Почему-то этот русский должен непременно выполнить все работы. Как будто нет в Польше квалифицированных водолазов, обученных любым погружениям!
Вацлаву Самойловичу надоело расхаживать взад и вперед по коридору возле запертой наглухо двери каюты, где не происходило абсолютно ничего, и он присел на корточки, уперевшись спиной в стену. Стал рассеянно смотреть на тускло светившуюся под потолком лампочку. На судне практически все спали, дрыхли вот в этих самых каютах, двери которых выходили в коридор. Так как судно стояло на якоре, то вахтенный был назначен лишь один-единственный, он стоял на капитанском мостике и скорее всего спал, хотя на деле должен был следить, не появится ли случайно под покровом ночи поблизости какое-нибудь подозрительное судно с нехорошими намерениями. Тогда этот вахтенный обязан поднять тревогу. Тревогу должен поднять и он сам, Вацлав Самойлович, если его русский пленник вздумает попытаться бежать из каюты. Так вот пан агент Стасевич и капитан взвалили всю ответственность за судно на них двоих, а сами отправились спать. А ему тут даже поговорить не с кем. Хоть подыхай от скуки!
Вацлав Самойлович, сидя на корточках, закрыл глаза и стал представлять себе, как он, одетый в суперсовременный водолазный гидрокостюм, погружается в неведомые глубины далекого моря, как зеленая глубина его темнеет по мере отдаления от поверхности, одновременно жутковато и маняще. Как мимо него проплывают диковинной формы и раскраски рыбы, что он видел на картинках в популярном атласе подводной флоры и фауны, как полощутся на волнах медузы, разных цветов и размеров, прозрачные водяные пузыри, но с которыми надо быть очень осторожным – некоторые медузы смертельно ядовиты, прикосновение к иным может оставить на коже на всю жизнь ожог. Вацлав Самойлович и не заметил, как его мечты приняли яркость и осязаемость сновидений, и время перестало существовать для него.
Внезапно Самойлович открыл глаза, уставился на тускло светившуюся под потолком лампочку. Ноги его от сидения в неудобной позе отчаянно затекли, и он поспешно вскочил, чтобы расправить их. Самойлович никак не мог понять, слышал ли он во сне звук сильного удара, как при падении на пол тяжелого человеческого тела, или это приснилось. Он торопливо подошел к двери каюты, за которой держали русского пленника, прислушался. И в тишине стоящего в открытом море на якоре судна Самойлович отчетливо услышал тихий и частый стук, что раздавался, несомненно, именно в этой каюте. За ним последовали странные булькающие звуки, затем сдавленный стон, затем стон громче, и снова этот странный, непонятный стук.
Вацлаву Самойловичу стало жарко. В каюте русского пленника что-то происходило, но что, он никак не мог понять. С одной стороны, Самойлович получил четкий приказ капитана – ночью дверь в каюту пленника не открывать ни под каким видом, как бы тот ни просил. Все, что нужно, в каюте у него есть, так что выходить наружу тому абсолютно незачем... Впрочем, в данном случае пленник ничего и не просил, так что все было нормально, однако... Что за странные звуки доносились из его каюты?
Вот снова раздалось бульканье, стоны, странный непонятный стук. Но именно от этого стука у Самойловича ползли мурашки по спине. «А что, если этому русскому сейчас плохо?» – подумал охранник. Это было бы неудивительно после того, что случилось с ним сегодня днем... И если русский там, запертый в своей каюте, умрет, пока он, Вацлав Самойлович, будет стоять под дверью и подслушивать, что тогда с ними со всеми сделает этот бешеный агент службы бязьпеки? Он ведь сказал, что русский ему нужен живым! И в случае сопротивления и попытки к бегству огнестрельное оружие не применять ни под каким видом!
Стоны и стук снова раздались за дверью каюты, и Вацлав Самойлович, окончательно растерявшись, побежал наверх, в ходовую рубку, где должен был находиться второй и последний бодрствующий в этот час на судне человек, у него Самойлович хотел спросить совета, что ему теперь делать.
На верхней палубе царил сумрак, горело всего лишь два сигнальных фонаря и одна-единственная лампочка возле ходовой рубки. Вахтенный сидел на каком-то принесенном на капитанский мостик ящике и, положив голову на поручни, спал сном праведника. Впрочем, довольно чутким сном, потому что, заслышав шаги Самойловича, он поднял голову и уставился на охранника.
– Дрыхнешь? – спросил, подбегая, Самойлович. – На посту дрыхнешь?
– Кто дрыхнет? – невозмутимо отозвался вахтенный. – Просто голову на поручни положил да замечтался...
– С русским что-то случилось, – торопливо произнес Самойлович. – Стонет за дверью, стучит как-то странно и, кажется, с кровати свалился. Ты сильный удар от падения тела слышал?
– Конечно, слышал, – хладнокровно соврал вахтенный. – Очень был отчетливый удар...
– Ну вот, а я никак не мог понять, то ли был удар, то ли мне показалось...
– Это значит, ты сам заснул, – уверенно заявил вахтенный. – Как не стыдно? Тебе поручили охранять пленника, а ты дрыхнешь...
На мгновение Самойлович замолк, изумленный феноменальной наглостью вахтенного.
– Я говорю, с русским, видимо, стало плохо, – снова заговорил Самойлович. – Звуки какие-то странные доносятся из его каюты... Что теперь делать-то?
– Что делать? – вахтенный пожал плечами. – Открой да посмотри...
– Нельзя, – возразил охранник. – Этот дьявол Стасевич сказал, без его разрешения дверь каюты не открывать и о каждом происшествии ему лично докладывать...
– Ну так иди разбуди его и доложи!..
– А если окажется какой-нибудь пустяк, он орать будет, скажет, зачем разбудили.
– Тогда не буди, а возьми открой да и посмотри...
– А если выяснится что-то серьезное, Стасевич орать будет, что открыли без его разрешения...
– Тогда иди и спроси разрешения, – невозмутимо отвечал вахтенный. – Что ты беспокоишься, в самом- то деле? Как бы ты ни сделал, этот чокнутый эсбэшник все равно будет орать и ругаться, он просто не может по-другому. Так что терпи. Уж такая наша собачья служба...
Не слишком удовлетворенный советами сослуживца, Вацлав Самойлович направился вниз, к своему посту. Он про себя решил, что надо все-таки сначала открыть и посмотреть. Если окажется пустяк, бешеному эсбэшнику ничего не докладывать. А если что-то серьезное, сказать, что не открывал и внутрь не
