Светорада покосилась на мать, потом переглянулась с Асмундом. Ингельд же спокойно ел мясо с ножа, почти не обращая внимания на странные интонации в голосе княгини.
– Ты всегда умела ладить с волхвами, родимая, – негромко заметил Асмунд, успокаивающе положив руку матери на локоть. – Вот и теперь сумеешь примирить волхвов. Ведь ссоры между служителями богов, их зависть друг к дружке не принесут пользы.
– Но перунники и люди Даждьбога требуют положить на алтарь человека, что Эгиль им давно запретил. Ныне же... Они говорят, что жертва должна быть благородной крови. В крайнем случае, требуют, чтобы я отдала им побирушку кликушу, – поднося к губам чашу, негромко молвила Гордоксева. Взгляд ее был отсутствующим, между четко очерченными темными бровями пролегла глубокая морщина.
– Кликушу? – все же проявил интерес Ингельд, жуя мясо. – Ту злобную бабку, которая всех проклятиями пугает? Ну и отдай им ее!
– Нельзя, – подалась вперед Светорада. – Кликуша когда-то матушке добрую судьбу предрекла. Убить ее – значит разрушить предсказание.
Гордоксева молчала, а ее дети были заняты каждый своим. Ингельд попивал светлое легкое пиво, Асмунд наблюдал, как красиво и аккуратно разделывает ножом мясо Ольга, а Светорада поглядывала туда, где за дальним столом о чем-то переговаривались гридень Бермята и Стемка.
После трапезы принесли гусли, слепой гусляр что-то долго и тоскливо пел о воле богов и смелости дерзновенных. Слуги убирали со столов посуду и остатки еды, снимали столешницы с козел. Княгиня Гордоксева одна из первых покинула гридницу, да и Светорада не стала задерживаться. Нянька Текла уже расстелила ей постель, взбила подушки.
– Устала, поди, задень, Рада моя. А вот если накажешь, сказочку тебе поведаю или страшилку о кикиморе расскажу.
Но княжна не выразила желания. Отослала старуху в ее закуток, потом стала ждать, когда та заснет. Хотя нянька Текла и была при тереме в рабстве, но голос свой имела. Могла и шум поднять, если заметит, что княжна куда-то ночью собирается. Светорада ведь понимала, что устроенные ею посиделки не вяжутся с ее нынешним положением невесты князя Игоря. Но ей так хотелось... Так хотелось ощутить себя свободной, побыть с теми, кто видел в ней прежде всего подругу детства, а не суженую князя. Поэтому, как только послышалось похрапывание старой Теклы, Светорада встала с кровати и выскочила из опочивальни.
Преданная Потвора уже ожидала ее в теремном переходе, накинула на плечи госпожи темную ворсистую шаль. Они тихо проскользнули по коридору, выбрались на галерею и, обежав терем, стали спускаться по узкой приставной лестнице. Снизу раздался голос Ингельда:
– Прыгай, я поддержу.
Потвора соскочила первая, снизу послышался ее довольный смешок. Светорада тоже спрыгнула, рассчитывая на помощь брата, но неожиданно оказалась в объятиях Стемы. Пришел-таки...
– Поймалась, птичка.
И даже щекой потерся о ее щеку.
– Пусти! – опешила Светорада.
– Конечно же, отпущу. Хоть и не хочется.
Тут и Ингельд вмешался:
– Не смей лапать невесту другого!
И к сестре:
– Конечно, мне не надо учить тебя, как беречь свою честь, но...
– Успокойся. – Она взяла его под руку. – Стема для меня только приятель по детским играм.
– Только ли приятель? – негромко засмеялся рядом Стемка, но отступил, когда Ингельд резко повернулся к нему.
Тут из-за угла появился гридень Бермята.
– Чего мешкаете? Стражник как раз к другому участку стены прошел, самое время выскользнуть в калитку.
Старый страж Щербина только буркнул, когда Ингельд велел ему отворить калитку:
– Вам бы только детские забавы.
– Смотри, никому ни слова! – выходя последним из детинца, цыкнул на него Бермята. На плече он нес довольно увесистый мешок с репой, которую по приказу княжны прихватил в кухне. Правда, при первой же возможности попытался отдать его Стеме, показав свои серебряные браслеты гридня: дескать, раз Стемка простой дружинник, он и должен нести мешок. Но не на того напал. Стемка живо возразил, что это Бермяте надо услужить детям Смоленского князя, а не дружиннику киевских князей. Потом заметил: неужто Бермята и на ночные посиделки в браслетах гридня ходит?
– Ага, – угрюмо буркнул Бермята, со вздохом взваливая на плечо мешок. И добавил: – Это чтобы кое-кто знал, что, пока он стрелы учился метать при детинце в Киеве, я тут, в Смоленске, дослужился до положения лучшего охранника.
– Ну, это кто чего в жизни желает добиться, – весело отозвался Стема. – Кому сытое место да почет нужны, а кому вольная воля да любовь красных девушек. Не так ли, Ингельд-княжич – повернулся от к старшему сыну Эгиля, который все пытался привлечь к себе Потвору.
Однако тут вмешалась Светорада, убрав руки брата от служанки.
– Тискаться будете, когда придем. Уже и месяц всходит, а мы еще из города не вышли.
– Да нам только до реки добраться, – отступая, пробасил ее брат. – Я заранее там насчет челна уговорился с лодочником.
Они шли между бревенчатыми частоколами и срубами дворищ. Откуда-то со стороны долетал звук колотушек ночных сторожей, взлаивали собаки за воротами. И пели соловьи. В эту пору было самое время соловьям выводить свои трели, вот они и старались вовсю. Воздух звенел от их переливов, ночь дышала прохладой и ароматами земли.
– К ночи-то похолодало, – заметила княжна, обнимая Потвору и делясь с ней большой теплой шалью. – Роса к утру выпадет, значит, будет влага на утреннем листе. Может, и не весь урожай пропадет. А то матушка места себе не находит.
– Ее больше требования волхвов тревожат, – шепотком сообщила Потвора. – Что и наболтали княгине нашей – не ведаю, да только она даже поругивала их сегодня. Я сама слышала. А ведь раньше только почтение служителям оказывала. Ох, горюшко-то!
Тут между ними протиснулся Стемка, обнял за талии, тоже скользнув под необъятную шаль.
– Примете к себе, голубушки?
Светорада сразу же отстранилась, но он пошел следом, взял за руку, бережно поддержал в том месте, где мостовая была не чинена и бревна торчали как попало. И как разглядел-то в темноте? И еще подумалось Светораде, что он ведет ее за руку, словно вернулось детство, когда Стеме велели приглядывать за маленькой княжной. Только тогда, как ей помнится, он это досадной обузой считал. Нынче же сам ведет, и ей так приятно чувствовать свою ладонь в его сильной твердой руке.
Но тут Стема нащупал на ее руке обручальный перстень.
– Что это у тебя?
Они находились как раз на открытом пространстве перед мощной городской стеной, а месяц уже осветил своим половинчатым ликом двор. Стема поднес руку княжны к лицу, разглядывая мерцающий овальный топаз.
– Обручальное? Ишь, какое. Ты ведь всегда любила красивые цацки, княжна Светорада.
Он назвал ее полным именем, словно напомнив ей или себе, что она обрученная невеста другого. И отошел. А княжне без него как будто холодно стало, так что даже накинутая Потворой ей на плени шаль не согревала.
В ворота их пропустили беспрепятственно, и у реки на фоне чуть светящейся воды стали видны ладьи с замысловатыми резными фигурами на носу. Однако лодка, о которой загодя договорился Ингельд, ожидала их далеко за пристанями, там, где избы посада уже редели, и больше было болотистых низин с расположенными на сваях хатками рыбаков. Хозяин лодки за плату охотно уступил свой ялик княжеским детям, попросив только вернуть утром.
Стемка первым прыгнул в лодку – легко прыгнул, как кот, даже не покачнувшись. Следом влез Ингельд,
