жест.
– Откуда вы узнали код замка? – в изумлении спросила Тори.
– Ну, допустим, от Эллиота.
«Ну, допустим»… Понятно! Все как она думала. Броуди действительно профессионал высокого класса, от взгляда которого не укроется ничто. Каким-то загадочным образом ему удалось узнать комбинацию кодового замка. «Да, за таким нужен глаз да глаз!» – подумала Тори. Но в глубине души она чувствовала, что почему-то доверяет этому человеку.
Они вошли в помещение, где Броуди уже однажды побывал. Эллиот объяснил ему, что здесь обычно дожидаются своей очереди туристы, приехавшие на экскурсию в винодельню. Сейчас тут было темно, лишь на столе в дальнем конце комнаты светился экран компьютера. Но даже этого света хватало, чтобы увидеть тяжелую деревянную дверь, ведущую в лабиринт пещер, где вершилось таинство рождения игристого вина.
Тори множество раз путешествовала по этим таинственным закоулкам, когда приходила сюда к Эллиоту. Его кабинет помещался в служебной зоне, прямо позади этой комнаты.
– Странно, – проговорил Броуди. – Здесь такая сложная система допуска: кодовые замки, охранные системы, а в доме даже обычной сигнализации нет. Почему?
– Очевидно, Джану казалось, что важнее всего защитить пещеры от злоумышленников. В этой долине бывает всякое. Несколько лет назад, например, кто-то проник на винодельню Лангпре и добавил какой-то гадости в закваску.
– Закваска – это то, что заставляет шампанское пузыриться?
– Не шампанское, а игристое вино, – поправила его Тори. – Да, именно благодаря ей в вине появляются пузырьки. И поэтому все вино, произведенное Лангпре, оказалось безнадежно испорченным.
С минуту они постояли на месте, чтобы глаза привыкли к сумраку, потом Тори открыла дубовую дверь и повела Броуди по полутемному коридору.
– Эта история с закваской полностью уничтожила семью Лангпре, – продолжала рассказывать она. – Их винодельня обанкротилась, и Джан купил ее за бесценок. Между прочим, Лангпре считали, что именно Джан организовал диверсию, и до сих пор не могут простить этого Хоукам.
Броуди ничего не сказал. Он чувствовал: Тори тоже верит в то, что заказчиком диверсии был Джанкарло Хоук. Дешевый трюк, но Броуди не был удивлен. У него и самого сложилось впечатление, что эта семья не остановится ни перед чем, лишь бы добиться своего и остаться на плаву.
– Для того чтобы дойти до самых дальних пещер, понадобилось бы не менее получаса, – сообщила Тори тоном акскурсовода. – Но нам туда не надо. В дальних пещерах хранятся уже готовые марочные вина, предназначенные на продажу. Альдо там делать нечего.
Коридор, по которому они шли, был узким и низким; Броуди, чтобы не стукнуться головой о каменный потолок, приходилось все время пригибаться. Здесь было прохладно и пахло сыростью.
Поплутав несколько минут, они наконец нашли старшего мастера в небольшой пещере, освещенной единственной электрической лампочкой, свисавшей с потолка. Альдо поднял на вошедших удивленный взгляд, но Тори сразу же поняла: в отличие от многих других, он не ошибся и не принял Броуди за Эллиота.
– Здравствуйте, Альдо! – подчеркнуто жизнерадостно приветствовала его Тори. – Вы уже знакомы с Броуди?
Альдо был довольно высокого роста, но плечи его ссутулились – видимо, потому, что изо дня в день ему приходилось нагибаться, переворачивая тысячи бутылок, в которых бродило будущее игристое вино. Из-за того, что большую часть времени ему приходилось проводить в пещерах, без солнечного света, лицо его стало бледным и мучнистым, а в уголках глаз залегли глубокие морщины.
– Нет, – ответил Альдо, – мы еще незнакомы, но я видел Броуди на похоронах.
Сказав это, он перешел к новому ряду подставок с бутылками и продолжал работу: брал каждую бутылку в руки, сильно встряхивал ее и затем клал на место, чуть перевернув.
– Это – то, о чем вы мне рассказывали? – шепотом спросил Броуди, наклонившись к уху Тори.
– Да, – ответила она. – Я уже говорила вам: это делается для того, чтобы осадок собрался возле пробки. Потом бутылки раскупорят, сольют осадок и закупорят их снова, но уже другими пробками.
Альдо разделался с длинным рядом бутылок удивительно быстро, а затем распрямился и повернулся лицом к пришельцам.
– Я Альдо Абруццо, – сказал он и протянул руку Броуди. – Мы с вашим отцом вместе выросли.
Тори заметила, что пальцы мастера слегка дрожат. Как долго еще он сможет выполнять эту однообразную и утомительную работу, прежде чем руки окончательно не откажутся ему повиноваться?
– Рад познакомиться с вами, – ответил Броуди, крепко пожимая протянутую руку.
– Мне будет страшно не хватать Джана, – произнес Альдо, и в его голосе прозвучала неподдельная боль утраты.
Броуди был поражен. Никто из гостей, приехавших, чтобы проводить Джана в последний путь, – а их было не менее пяти сотен, – не говорил о его смерти с такой искренней горечью. Никто – даже Эллиот – не был по-настоящему огорчен уходом старого Хоука. Правда, тетя Джина плакала и причитала, но Броуди подозревал, что это было скорее спектаклем, рассчитанным на публику, нежели проявлением подлинной скорби. В ее голове наверняка созрел какой-то план, направленный на то, чтобы удержать в своих руках семейные бразды правления, и прилюдные рыдания являлись его частью. Не надо быть ясновидцем, чтобы заметить напряженность, существовавшую между Эллиотом и семейством Бардзини.
«Найдется ли хоть один человек, который искренне любил Джана? – спросил себя Броуди. – А впрочем, тебе-то до этого какое дело?» Его и самого-то любил лишь один человек на свете – мать, а она давно умерла. Так бывает – некоторые люди рождаются на свет для того, чтобы идти по жизни в одиночку…
Броуди заставил себя отвлечься от грустных мыслей и стал слушать пояснения пожилого мастера о том, как рождается игристое вино. Прежде это никогда его не интересовало, но Альдо приводил такие детали, что его рассказ просто не мог не захватить слушателя. Выяснилось, что виноделие – это настоящая наука, о чем Броуди раньше даже не подозревал, полагая, что эта сфера человеческой деятельности относится скорее к области искусства.
Теперь они находились в давильне. В этой части пещер были установлены прессы из нержавеющей стали, которые выжимали из ягод сок. Известняковые стены непрерывно сочились влагой, которая отдавала плесенью, и этот запах смешивался с запахом перезревшего винограда.
– Да у вас все механизировано! – уважительно проговорил Броуди, указав на блестящие машины. – Тут, наверное, и люди-то не нужны?
Альдо улыбнулся, обнажив слегка подгнившие нижние зубы.
– Люди всегда нужны, – сказал он. – Вот, к примеру, твой брат когда-то стоял здесь, – он показал на место возле бункера, куда укладывали виноград перед тем, как пустить его под пресс, – и собственными руками сортировал ягоды: выбрасывал плохие и оставлял только самые лучшие.
– Правда?
Броуди не мог себе представить Эллиота, часами стоящего в сырой пещере и отделяющего хорошие виноградины от плохих. Впрочем, что он, Броуди, мог знать об этом? Брат казался ему слишком изысканным и светским, чтобы выполнять подобную работу, – по крайней мере, таково было первое впечатление. Но сейчас, вспоминая, как Эллиот рассказывал ему об истории «Хоукс лэндинг», он вдруг понял, что брат не только всей душой любит свои виноградники. Прежде чем стать тем, кем он был сейчас, Эллиот до тонкостей превзошел науку виноградарства, начиная с тяжелой, монотонной и изматывающей работы по сортировке ягод. Если Броуди жил ради приключений, то Эллиот – ради вот этого.
– Некоторые виноградари не делают вино. Они просто выращивают виноград и продают его виноделам, – пояснила Тори.
– Интересно, – совершенно искренне ответил Броуди.
Еще пару часов назад он вряд ли смог бы предположить, что этот процесс заинтересует его до такой степени. Как ни странно, но здесь он почувствовал себя в какой-то степени дома. Может, причиной тому – мрачные и сырые пещеры? Работа не раз забрасывала Броуди в диковинные места – вроде этого, причем там он ощущал себя вполне комфортно. А вот когда сталкивался с обычным, повседневным, то, наоборот, начинал чувствовать себя не в своей тарелке.
