Виктория Холт
Секрет для соловья
Моему дорогому другу ПАТРИСИИ МАЙРЕР, впервые пробудившей во мне интерес к д-ру Дамиену и молодой женщине, впоследствии участвовавшим в Крымской войне. В память о восхитительных часах, которые мы провели с ней, обсуждая моих героев.
Свадьба
Ночью, накануне своей свадьбы, я увидела странный сон, от которого в ужасе проснулась. Я находилась в церкви, рядом со мной стоял Обри; в воздухе был разлит тяжелый, приторный аромат цветов – кажется, это были лилии, источавшие всепроникающий запах смерти. Дядя Джеймс – преподобный Джеймс Сэндаун – стоял перед нами.
Эта церковь мне очень хорошо запомнилась – она находилась в приходе, где я жила школьницей у дяди Джеймса и тети Грейс. Мой отец служил в то время в далекой Индии, в каком-то гарнизоне.
Я слышала свой голос, отдававшийся эхом под сводами:
– Я, Сусанна, беру тебя, Обри, себе в мужья…
Обри держал кольцо. Он взял мою руку, его лицо начало приближаться ко мне… И вдруг меня охватил ужас. Это было лицо Обри – и одновременно не его лицо, не то лицо, которое я так хорошо знала! Черты были искажены до неузнаваемости. Они стали незнакомыми, странными, пугающими… Я услышала, как кто- то кричит:
– Нет! Нет!
Это кричала я сама.
Влажными ладонями я судорожно вцепилась в простыни, села на кровати и, дрожа от страха, уставилась в темноту. Сон очень напоминал явь. Только утром, очнувшись и придя в себя, я решила, что это все ерунда: я люблю Обри и выхожу за него замуж. Что могло навеять такой сон?
«Свадьба требует нервов!»
Так любила говорить тетя Грейс, самая практичная из всех женщин. Наверное, она права. Я попыталась забыть свой сон, но мне это никак не удавалось – уж слишком он был реальным.
Я встала с постели и подошла к окну. Вот эта церковь с нормандской башней. Сейчас в внутренней дымке она выглядела так же, как и восемь веков назад – прочная, противостоящая всем непогодам и… времени. Ею восторгались, она была гордостью дяди Джеймса.
– Венчаться в такой церкви – большая честь, – сказал он мне.
Завтра отец поведет меня к алтарю… Там я буду стоять рядом с Обри… Я все еще дрожала. Наяву все будет не так, как в этом ужасном сне!
Я подошла к гардеробу и посмотрела на свое белое атласное платье, отделанное хонитонскими кружевами. Завтра я надену его и венок из цветов померанца.
За церковью в единственной гостинице Хамберстона под названием «Черный кабан» сейчас спит Обри.
– Жених не может провести ночь перед свадьбой под одной крышей с невестой!
Так распорядилась моя тетя Грейс. Снятся ли Обри сны о предстоящем дне?
Я снова легла в постель. Спать не хотелось. У меня возникло тревожное чувство, что сон будет продолжаться всю ночь. Мысли и чувства постоянно возвращались к таинственному видению.
После семилетнего пребывания в Англии, я приехала в Индию, где служил мой отец. Здесь я познакомилась с Обри…
Отец отправил меня на родину для получения образования. В течение года я ходила в школу, а на каникулы обычно приезжала в приход, в котором жили мои дядя Джеймс и тетя Грейс, благородно взявшие на себя обязанность опекать дочь своего зятя, которая, конечно же, должна была учиться в Англии, как и подобает молодой леди. Как правило, выполнение этого правила создавало определенные трудности для людей, служивших на окраинах Британской империи, но всегда находились доброжелательные родственники, готовые прийти на помощь.
Помню, с какой радостью я встретила свой семнадцатый день рождения. Стоял июнь, и я, как обычно, была в школе, но уже было известно, что это мой последний семестр – в августе я вернусь в Индию, где провела первые десять лет своей жизни.
Конечно, такое стремление поскорее вырваться отсюда отдавало неблагодарностью, хотя я и ехала к отцу – ведь и дядя Джеймс, и тетя Грейс, и моя кузина Эллен были очень добры ко мне и старались, чтобы я чувствовала у них себя как дома. Но вообще-то мой приезд был не очень желательным вторжением, по крайней мере, вначале. Они вели свою собственную жизнь, да и дела прихода отнимали массу времени. Кузина Эллен была старше меня на двенадцать лет, и все ее мысли тогда занимал викарий, служивший у ее отца, – они собирались пожениться, как только он получит собственный приход. Дядя Джеймс пекся о душе благочестивых прихожан. У тети Грейс вообще была масса обязанностей – она участвовала в работе Союза матерей и кружка кройки и шитья, руководила хором, организовывала продажу рукоделий, устраивала чаепития в саду.
Я изо всех сил старалась не выглядеть неблагодарной, но сердце мое было уже за теми морями, которые мне предстояло пересечь, а поскольку я понимала, что в какой-то степени была обузой для родственников, то напустила на себя равнодушный и немного презрительный вид, будто мысленно сравнивала старый, неуютный приход, где держали только кухарку, горничную и служанку, с апартаментами полковника, в которых многочисленные слуги-индийцы проворно сновали по комнатам, выполняя любые наши желания.
Меня трудно было назвать ребенком-ангелом. Моя айя[1] и миссис Фернли, которая была моей гувернанткой, до десяти лет, любили говорить, что от этой девочки можно всего ожидать. Во мне боролись две силы – я могла быть веселой, послушной, мягкой, любящей, но иногда… «Ты как луна, – говорила миссис Фернли, старавшаяся в любой ситуации пополнить мое образование. – В ней тоже есть темная и светлая сторона». Однако в отличие от луны моя темная сторона время от времени