Так я оказалась рядом с Чарльзом и Маддаленой, когда фотограф стал делать снимки. Было много суматохи, пока нас расставляли; фотограф велел нам улыбаться, и мы стояли, растягивая губы в улыбке, изображающей огромное удовольствие. Но пока он хмыкал и угукал, эти улыбки застыли и превратились в неестественные гримасы.
Наконец это кончилсь.
Затем прибыл пианист и отыграл концерт, в основном состоявший из произведений Шопена. Играл он с большим профессионализмом и выразительностью и, на мой взгляд, заслуживал большего внимания со стороны публики, чем получил.
По окончании концерта его наградили довольно скудными аплодисментами, после чего за инструмент сел другой музыкант, и начались танцы. Через некоторое время нас пригласили на ужин. Я была с Касси и Дрэйком, потом к нам присоединилось двое друзей Дрэйка из политических кругов. После того, как все отдали должное лососю в шампанском, завязалась интересная беседа. Я с удовольствием участвовала в разговоре, пока не заметила, что на другом конце стола за нами пристально наблюдает Джулия. На протяжении всего вечера, когда бы я ни взглянула на нее, у нее в руках всегда был бокал.
После ужина продолжились танцы. Джулия очень удачно приспособила одну из комнат под бальную залу и украсила ее экзотическими растениями, взятыми напрокат специально для этого вечера. После ужина танцы проходили под оркестр.
Я знала, что Дрэйк не упустит возможности потанцевать со мной. Последнее время он стал безрассудным, что в принципе было ему несвойственно. Я думаю, ему столько пришлось пережить, что он стал безразличен к условностям. Он не мог не знать, что Джулия ревнует его ко мне. Я не сомневалась, что в одном из пьяных скандалов она ясно дала ему это понять. Иногда мне казалось, что их ссоры с Джулией ему безразличны – возможно, он даже специально подталкивал ее к разводу.
Он пригласил меня на вальс. Когда этот танец только начинал входить в моду, общество было шокировано, найдя его слишком откровенным.
Дрэйк закружил меня по залу.
– Как замечательно, что ты пришла, – сказал он.
– По-моему, вечер удался. Джулия все прекрасно устроила.
– Да, вечер проходит удачно... пока. Что ты думаешь по поводу того, что говорил Джеймсон?
Вопрос явился продолжением разговора за ужином.
– Я нахожу это интересным.
– Слушая его, можно подумать, что он агитирует за партию Солсбери.
– Но ведь он из ваших либералов.
– В любой партии полно перебежчиков.
Мы помолчали немного, после чего он сказал:
– Какое блаженство... держать тебя в своих объятиях.
– Дрэйк, – взмолилась я, – будь осторожен.
– Иногда я не могу быть осторожным... иногда мне становится все равно. Я чувствую, что скоро что-то произойдет. Почему бы нам не уехать вместе?
– Ты не можешь говорить это всерьез.
– Не знаю. Я много думал об этом. Строил планы.... иногда мне кажется это единственным выходом.
– Подумай о своей карьере.
– Мы могли бы уехать отсюда... и начать все сначала.
– Нет, это будет неправильным. И кроме того... – Он выглядел таким несчастным, что я не смогла сказать ему, что будь он свободен, я и тогда, возможно, не согласилась бы выйти за него замуж. Мне было жаль его. Я так любила его. Мне не хотелось сделать ему больнее, чем ему уже было, сказав, что я не люблю его как мужчину.
– Временами я чувствую, что могу сорваться, – сказал он. – Джулия бывает невыносима. С каждым днем терпеть это становится все труднее. Иногда я чувствую, что могу сделать что-нибудь... что угодно, лишь бы это все прекратилось. Теперь, когда ты здесь, жить среди этого кошмара стало еще невыносимей.
– Возможно, будет лучше, если на некоторое время я уеду в Париж. Это можно легко устроить.
– Нет, нет. – Он прижал меня крепче. – Не уезжай. Я знала, что Джулия наблюдает за нами. Она не танцевала: ухватившись за спинку стула, будто только он и поддерживал ее в вертикальном положении, с неизменным бокалом в руке, она опасно раскачивалась и уже несколько раз плеснула себе на платье.
Неожиданно она выкрикнула:
– Слушайте, все. Я хочу сказать кое-что.
Она взобралась на стул. В любой момент она могла оттуда свалиться. Повисла напряженная тишина. Музыка смолкла. Она указала на Дрэйка.
– Вот, – сказала она, – вот мой муж, Дрэйк Олдрингэм, политик с непомерными амбициями. – У нее заплетался язык, и к ужасу своему, я поняла, что она совершенно пьяна. – Он не хочет меня. Он хочет вон ту... которая танцует с ним... он так крепко ее держит... и шепчется с ней... рассказывает, как ужасно ему живется со мной. Он хочет ее, эту портниху, эту негодяйку Ленор. Нет, он не хочет меня. Я всего лишь жена. А она – любовница. Она отняла его у меня.
В зале воцарилась глубокая тишина. Я чувствовала, как в нашу сторону летят любопытствующие взгляды. Дрэйк подошел к ней и с отвращением произнес:
– Джулия, ты пьяна.
