— Получается, так! — Мерлович и сам, кажется, подивился такому предположению. Глаза его заблестели от наслаждения. — А ведь ты прав, казачок… Если даже Колфер Фост не смог тебя раскусить, а я — раскусил, что же получается? Получается, я умнее самого Колфера Фоста?
Мерлович даже разволновался от таких замечательных мыслей — он покраснел, прыщавый лоб его заблестел от пота. И тут… Жора Мерлович решил расстегнуть молнию на своей чёрно-вишнёвой моргнетильской толстовке. Ваня напрягся, следя за правой рукой Мерловича: неужели он сейчас положит волшебную палочку на стол? Он что, меня совсем не боится?!
Ваня похолодел: левая рука! Жора не побоялся выпустить из правой руки волшебную палочку только потому, что его левая рука намертво прикипела к небольшой коробочке на краю письменного стола…
Тут Ваня вспомнил: кнопка срочного вызова охраны. Каждая комната оборудована такой кнопкой. В его собственной спальне в корпусе барона Гриммельсгаузена была такая же. И тоже вмонтирована в столешницу рядом с настольной лампой. Вот оно что. Мальчик Жора вовсе не надеется на свою волшебную указку. Он надеется на то, что, если я на него прыгну, он успеет нажать на кнопку сигнализации — и через полминуты сюда ворвутся бородатые охранники с крупнокалиберными зонтиками…
Мерлович невозмутимо положил волшебную палочку на столешницу, нащупал пальцами правой руки замочек на молнии и расстегнул моргнетильку, под которой оказалась чёрная маечка с рожей популярного вампира, играющего музыку гранж.
— Я просто поражён, — задумчиво сказал Ваня. — Целая комиссия из восьми профессоров задавала мне вопросы, но так и не смогла раскусить. Даже проректор Гендальфус поверил, что я не шпион, а ученик шамана!
— Bay! Да ты что-о-о… — Мерлович захрипел от восхищения, глаза его выпучились, он не мог, кажется, поверить собственному величию. — Это получается… что я… умнее… самого?
— Профессора Гендальфуса, — охотно кивнул Ваня.
— Я умнее профессора Гендальфуса?! — воскликнул, не веря своему счастью, Джордж Мерло и, всплеснув обеими руками, схватился в восторге за голову.
Всего на секунду он убрал левую руку с кнопочки.
Ваня Царицын облегчённо вздохнул — и прыгнул. Чёрно-зелёная молния мелькнула в воздухе — это боевой шаман Шушурун молча подскочил с колена, в воздухе разогнулся — и красиво, как учили, босой подошвой двинул Мерловича по радостной прыщавой роже.
Гениальный мальчик влетел спиной в стену — и затих.
Ванька мягко приземлился босыми пятками на пушистый ковёр, покосился на юного тщеславна, не нуждается ли тот в добавке. Мерлович не нуждался. Видимо, он временно находился в астрале, где бесплотные духи пели восторженные гимны его выдающимся интеллектуальным способностям.
Ванька хотел было вывернуть Мерловичу карманы, да почему-то не стал: побрезговал. Завязал Мерловичу рот вафельным полотенцем, крепко стянул его руки за спиной при помощи… да-да, при помощи ремня, вытащенного из Жориных джинсов, затолкал в гардероб и заботливо закрыл снаружи на ключик.
— Когда придут убираться в комнате, тебя освободят, — шепнул Ваня на прощанье — и выскользнул из комнаты.
«Ну дела! — думал Царицын, бодро пересекая Истошный парк в сторону казармы барона Гриммельсгаузена. — Я только что перехитрил двадцать девятого умника! Это что же получается? Значит, я мог бы занять в этом рейтинге, как минимум, двадцать восьмое место? Эге, брат Иванушка, да ты, оказывается, вовсе не дурак!»
От этих мыслей Ванечке сделалось непривычно приятно на сердце.
Глава 18.
Пробуждение дарований
Теперь стойте крепко, — сказал комендант, — будет приступ…
Ваня чувствовал, что рассвет уже скоро. Свинцовое небо на востоке начинало болезненно нарывать розовым, точно солнце собралось прорваться кверху из морских глубин, из-под толщи тяжёлой воды — с болью, стонами и гнойной пеной.
Даже суперагентам иногда ужасно хочется спасть. А Ваня был просто четырнадцатилетним мальчиком. И этот мальчик последний раз полноценно выспался на борту «Иоанна Кронштадтского», а с тех пор — всё как-то урывками. То в берлоге в мокрой шкуре, то на ступеньках в подвале…
Ванечка как раз пробегал мимо квартала Саламандр — чёрная опора ЛЭП, знакомая до боли в незаживших ладонях, маячила справа за спящими павильончиками летних кафе. А вот и ступеньки, ведущие в подвал, где Ваня проспал три часа перед тем, как провалиться сквозь купол в фонтан…
Царицын остановился. А… почему бы не повторить этот номер? Конечно, спать на ступенях не очень удобно. Зато… не нужно прорываться в казарму барона Гриммельсгаузена. Там всё равно нужно лезть через окно, чтобы сенсоры не уловили частоту моей гербовой бляхи. А иначе волшебное начальство узнает, что шаманёнок Шушурун возвращался в казарму в пять часов утра.
Ваня присел на ту самую ступеньку, где ночевал сутки назад, закинул голову — и отключился. Во сне он видел много всякой ерунды, которая танцевала вокруг и пыталась укусить. Потом, уже под самое утро, кусачая ерунда внезапно разбежалась, точно перепугавшись чего-то. Во сне стало тихо и покойно.
И Ваня увидел Геронду. Старец шёл вдоль забора, согнувшись под тяжестью вязанки хвороста. Ваня очень обрадовался. Он побежал к нему навстречу, чтобы рассказать о своей находке: дневник, Асин дневник! Посмотрите, Геронда, здесь всё написано. Вот так они приучали детдомовцев к злым желаниям и привычкам! Они заставляли забыть про совесть, про Родину…
Геронда ничего не сказал. Он молча поднял на Ваню грустные глаза. Ах, как у Вани сжалось сердце! Геронда смотрел на Ваню так, словно Ваня был болен, и лежал на кровати, и умирал. И тогда Геронда указал на Ванину грудь.
Ваня испугался, нет ли у него в груди ужасной раны, при виде которой Геронда так расстроился. Но не было раны. Зато Ваня с удивлением обнаружил у себя на груди, прямо поверх медвежьей шкуры… ордена. Много, целая россыпь орденов. Ордена были большей частью иностранные, тяжёлые, блистали игрой драгоценных камней.
Ваня очень обрадовался и стал разглядывать ордена. Но! Геронда вдруг шагнул к забору и рывком вытянул из частокола огромную длинную жердь… Ваня не успел ничего понять — Геронда размахнулся и… сильно ударил Ваню жердиной по плечу.
От сильнейшего удара ордена посыпались на землю, как осенние листья. Ваня крикнул от страшной обиды и…
Проснулся от боли в плече.
Кадет Иван Царицын машинально схватился за ушибленное место. Закатал рукав — и, тупо моргая, уставился на здоровенный синяк, украшавший предплечье.
«Наверное, ночью где-то ударился, да не заметил. А теперь вот проявилось и болит», — подумал Ваня. А что оставалось думать? Согласитесь, гораздо сложнее поверить в то, что этот синяк остался на его плече от удара длинной жердины.
Всклокоченный, с чёрными кругами под глазами, потирая ноющее предплечье, первокурсник Шушурун ввалился в вестибюль учебного корпуса — и, удивлённый, застыл на пороге.
Вы думаете, турникет не сработал и дверцы не захотели пропустить его внутрь? Отчего же… дверцы раскрылись, ожидая, когда Шушурун удосужится войти. Но мальчик остановился по другой причине. Ясно- синими распахнутыми глазами он смотрел на то, что творилось в вестибюле, — и, честно говоря, никак не понимал, что происходит.
Первокурсники носились по лестницам как сумасшедшие, точно опаздывая на самый важный в мире экзамен, точно в буфете давали бесплатное зелье против плохих оценок. Может быть, Гарри приехал? Или проректор Гендальфус раздаёт автографы на чердаке? Отчего такая суета?
Ваня переводил взгляд с одной спешащей фигуры на другую.
— Эй, постой… Да что происходит?
— Появились! Они начали появляться! — крикнул на бегу негритёнок с клипсой. — Магические способности!
