19 октября 1989 г. Четверг. Сидней
Просто так — Сидней, Австралия. Ощущения, что я на другом континенте, нет — капстрана, как Швейцария, как Англия, как даже Греция. За неделю было событий до черта. 12-го премьера и слова Любимова: «Молодец... Ты, положа руку, спас положение...» Вот так. А сын его Никита шепнул заговорщически: «Ты всех переиграл». В общем, я праздновал победу. Пил шампанское, заехали за коньяком. Потом к нам с Иваном и Ракитой.
На стр. 157 книги Марины Влади есть и моя фамилия в числе тех, кто не завидовал В. Высоцкому. Но вообще странный слог, непривычный — я понимаю, почему она может вызывать такие неадекватные реакции читателей.
20 октября 1989 г. Пятница, Сидней
Клуб Хакла. Идет репетиция — свет, радио. На этот концерт все евреи основную ставку делают.
Но и репетиция ничего не обнаружила. Как пойдет и что мне делать?
21 октября 1989 г. Суббота. Сидней, Русский клуб
Что можно сказать за вчерашних евреев? Они принимали нас потрясающе, хохотали, всё понимали, и есть надежда, что они в какой-то мере спасают наше положение. Я вспоминаю Тамару, которая говорит, что в жизни ей помогали только евреи. Работал я вчера около часу, и мои партнеры были благодарны мне. Генерал Завеса Аркадий сказал, что я забил всех. Ну, дай-то Бог! Концертмейстер Мэри так наложила в штаны, что вместо Каретникова играла мне похоронный Шопена. Ну раз, думаю, ошиблась — нет, во всех четырех вступлениях она упорно играла свою музыку, глядя в правильно записанные ноты. А радист отключал мне микрофон, думаю, сознательно, потому что я поволок шнур, прикрепленный липучкой, и прокомментировал: «Капиталистический, выдержит!» Генеральный консул сидел в первом ряду, но к нам не зашел, послал секретаря, который как-то меня проигнорировал, а может быть, я его. Как бы там ни было, рожа была жеребячья и успех огромный и радостный. Иное дело — белогвардейцы. Русский клуб, люди, родившиеся вне СССР, проблем наших не знающие, монархисты. Как-то будет с ними и что делать им. Бог с ними... Некому отчет давать. Лишь бы голос звучал, а он вчера зазвучал только на гавайском вечере, где я пел «Ой, мороз», «В тот вечер я не...» и, что больше всего поразило, «Во субботу». Казарма гудела до 5 утра. Я в рот не беру спиртного и выгляжу героем после аэрофлотовской пьянки, которая была обусловлена успехом «Пира» и словами Любимова о Дон Гуане. Вот я и праздновал победу, хотя еще рано, рано... Надо развить и закрепить, а как это сделать — текст не взял с собой.
Конечно, Рудольф — гений импровизации и приспособляемости к среде. Мне только кажется, консулу и советникам не совсем понравилось, что он всю эту бежавшую публику все время называл «родные», «дорогие», «близкие наши». Это смешно.
Богина — как всегда.
22 октября 1989 г. Воскресенье. Казарма
Время сдвинулось на час. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, как сказали бы мои прабабки. Такой благодарной публики, как русские из Китая, или, вернее, китайские русские, я давно не встречал — ностальгия, интеллигентность, русская речь. На Пушкине («Буря мглою...», «Выпьем, добрая подружка...») все старушки в слезы и за платками. А как они умеют веселиться, сколько жизненной энергии, остроумия, анекдотов, песен! Господи! И мы — унылые, закомплексованные. Ну почему они такие? Два концерта в Русском клубе за столом, когда нас члены правления принимали. Вчера я испытал зависть — не к напиткам, что лились рекой, не к закускам («покушайте пирожки с австралийскими грибками, мы собирали их сами»), а к состоянию душевному, здоровому, естественному. На гавайском вечере, когда они, 60-70-летние, отплясывали без роздыху, разыгрывали лотереи, я подумал: «Ну все, помрут сейчас!» Как же... В кабинете правления портреты Пушкина, Суворова, Ермака и фотопортреты групповые — правление клуба разных лет.
23 октября 1989 г. Понедельник
Мечом Христа я победил вчерашнюю межпуху в ресторане «Черное море». Такого сионистского гнезда никогда не доводилось мне видеть. Толстые, чванливые, обвешанные золотом. Поцеловал я крест Христа Спасителя, осенил себя крестным знамением, крестом отгородил их от себя и пошел работать. Такой победы над дьяволом я не помню на своем веку. Муха не пролетела, как они застыли в едином повороте, взгляде, внимании к точке, где я стоял насмерть во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь. Речь моя не была косноязычна. Бог вложил на эти минуты разум и силу в мозг мой и звучание души, сердца и голоса. Благодарю тебя, Господи!
Я, взмыленный, таскал усилители в машину, маленький, с их точки зрения, пузатых и лупоглазых, а они вчетвером, вертя золотыми цепями-ключами, спускались на меня сверху. Я спросил:
— Ну, не уговорили никого (в гости они приглашали одного-двоих)?
В ответ на свой вежливый вопрос я услышал:
— За свои деньги, да еще уговаривать! Было приглашение. Здесь город свободный...
Да нет, господа! Набить брюхо и карман и состязаться, у кого больше денег в банке — это еще не свобода. Впрочем, каждому свое...
Нет, я не почувствовал себя обос...ным. Я просто удостоверился в чем-то важном для себя. И так я затосковал по духу, что царит в русском нашем, монархическом клубе! По этой Таньке, старушке-разбойнице, острословице и хохотунье, по этому застенчивому ключнику штабс-капитану Грише и др. Россия... «Задерем подол матушке России!» Омерзительный лозунг Кагановича, с которым он взорвал храм Спасителя. Да не будет ему пощады!
Сидней закончился, вернее, выступления в нем. Я в форме. Теперь бы похудеть чуток. Ах, Боже мой! Помоги мне еще в сердечных делах разобраться. Что поделаешь! Люблю Ирбис, жену чужую, и как жалко мне Тамару, и как мне удержаться около нее! Помоги, Господи!
Алеша с Ларисой подарили мне хорошие книги. «Как хорошо, что у вас с собой всегда Евангелие». Я показал им свое, старое, 1875 г. издания — «раненому и больному воину».
В Сингапуре я испугался за свои ноги — они были, как кувалды, на них мне, пьяному, было страшно смотреть. Отчего же такой отек?!
24 октября 1989 г. Вторник
Разговор у Ирины о коммерческом киноискусстве — Тарковский был зануда, делал занудные фильмы, в которых гениально выразил свое занудство. Зашел разговор о «Таганке», Любимове. Возникла тема молодой жены, и тут ее глаза заблестели. Она долго говорила о маразме Феллини, который женился на девочке или девушке, на 35 лет моложе, она йог. Своими токами, посылами она как бы навевала ему прошедшие сны, и он стал лепить такой маразм! Молодость — всегда другие скорости, другая энергия, другие цели. Микитченко пытался привести резон Чаплина: и он три фильма последних снял, которых никто не видел, полный провал, фиаско...
Я думаю, Любимов — такой же случай. Почему, думаю, она с таким упорством и такой отработанной, накатанной аргументацией так нервно-болезненно и яростно отвергает благотворность для художника соседство молоденькой жены. Сомов открыл мне глаза — он с ней на кухне кофе готовил и посуду очищал от цыплят обглоданных.
«Ночь в Византии». Это что такое? Я не читал этого романа. Но то, что эта проблема стоит и в «зеленой тетради», совершенно очевидно.
25 октября 1989 г. Среда
Наши грабят благотворительный магазин — выброшенные, почищенные и постиранные вещи. Продаются нашим за 1-2 доллара. И мы туда же. Боже! Какой стыд — наши копаются в этом нафталине! Я повторил текст Дон Гуана. Кажется, помню. Ем сегодня мало.
26 октября 1989 г. Четверг. Мельбурн
Живем в гетто. Уже не в казарме, а в гетто. Рудольф в одной постели с Беном. Доехали с горем пополам, хотя горя, если разобраться, особенного не было. Ну, сломали Веньке колесо, ну, литр бензина остался, но ведь заправились. Бен влил мне в кофе женьшеневого состава, с ноготок, и я запел про черного ворона, и славно. Все равно хорошо. Ну где ты еще увидишь гуляющих по тракту попугаев, на манер наших воробьев выклевывающих корм из лошадиных говен? Ну где? Нигде, кроме как в Австралии. Много и с добром вспоминали с Рудольфом Театр им. Моссовета и людей.
Так что накапливаются положительные эмоции. А поля? Чернильно-фиолетовые квадраты! Краски нашего цветного телевизора! Это что?! Нигде не видел.
